Пастораль с лебедем - [207]
— Ну их к шутам, доктор, вам-то чего ломать голову?
— А кому?
— Кто послал, тот пусть морокует.
— Надоело… Хуже нет, сделают из тебя образцово-показательного… На той неделе из министерства, за ними по пятам из района комиссия, теперь американцев принесла нелегкая! Не могли заранее предупредить. Странно… А сколько человек, не сказали?
Тренькнул телефон, врач схватил трубку. Кирпидин забубнил: «Хороши работнички, с паршивым гриппом не могут справиться, образцовые показатели! Думаете, позакрывали двери, так я в окошко не пролезу? Скридон Патику не какой-нибудь оторви да брось!»
Дежурный врач приложил палец к губам — помолчи, дед, слышно плохо, но Скридона уже понесло, как по льду без тормозов:
— Не меня ищут, случаем? Семен Данилыч со склада может справляться… — Его тенорок заглушал голос в трубке. — Куда ни сунься, везде проверки. У нас перед новым годом засела ревизия, и конца не видать, все чего-то рыщут. Знаете что… — Кирпидин покосился на телефон. — Вы бы написали, ну, вроде записочку: больница не принимает. Может, не слыхало начальство про карантин? Оно ведь как — здоров человек, здоров, ходит на своих двоих — бац! — а у него страшный грипп, азиатский. Скажут потом американцы, что нарочно заразили. Скандалу не оберешься. Так и пишите: рады гостям, когда нет микроба, а нынче двери на запоре. Спросит председатель — доложу: больных распустили по домам, спасаются от карантина. — Сам подумал: «Надо под шумок Рарицу домой забрать».
— Ой, помолчите, папаша! — бросил трубку дежурный врач. — И так не слышно, да вы еще балабоните.
— Жена жалуется. Очень, говорит, гриппа боюсь, плачет даже. Попроси, говорит, доктора домой отпустить.
Вот они, рожки Авизухины: понавертит Кирпидин, наплетет с три короба, пока свой «интерес» не проклюнется…
После возвращения председатель Гэлушкэ отослал Патику в поле сторожем, он быстро освоился, прижился в тракторной бригаде. Весной, когда солнце поднималось к полудню и трактористы собирались на перекур, травили анекдоты, потягивая саднящий табачок, а над черной взрыхленной пахотой парила неясная, зыбкая дымка, Кирпидину не сиделось на месте:
— Смотрю я на вас, хлопцы… Устали, размякли на солнышке, да? — и обхватив коленки, казалось, еле удерживается, чтобы не подскочить: — А кто здесь самый шустрый? Кому не лень сотню заработать? Всего делов-то — вот этой гайкой попасть в то окошко. С десяти шагов. Окно починю, не переживайте, стекла за мой счет. И в придачу ведро вина на всю бригаду. Кладу сотенную, если кто возьмется. Да куда вам, кишка тонка!
— А чем кидать? — спросил парень, что лежал, развалившись, на траве.
— Сам выбирай, Параскив, только все равно промажешь. Держи гайку.
— Я попаду! Этим шурупчиком, — повеселел другой тракторист, отбросив щелчком окурок. — Лишь бы стекла сам вставлял.
— Сказано, стекла за мной, пропади я пропадом, если не вставлю. Кидай, что хошь — шуруп, камень, хоть бревно, главное, попади. Сторублевка — вот она. По рукам? — Кирпидин шарит по карманам: в полосатом носовом платке, завязанном узелком, припрятана трехмесячная зарплата из МТС.
Встрепенулся и Параскив, словно отбросил щелчком сонную одурь, как его приятель — сигаретный окурок. Поплевал на ладони, точно не об заклад вышел биться, а силой мериться.
— Это мы враз, одной левой! Шагай, дед, — засмеялся парень: сколько он там протопает, недомерок, своими детскими шажками, — метров пять от силы.
— Нашагаю, успеется. Гони и ты сотню на бочку, раз берешься. — Тянет волынку Кирпидин, похоже, готов на попятный: до окна-то рукой подать, сотней пробросаешься. Параскив от души хохочет. — Чего скалишься? Я свою выложил, твоя где?
Загомонили трактористы — кому не охота лишней сотней разжиться? Смех и грех, средь бела дня с десяти шагов в здоровенное окно не попасть!
— Хлопцы, кто одолжит, по-быстрому!.. — Параскиву не терпится, сейчас он покажет приблудному зэку, как деньга куется, если у тебя башка не соломой набита. Нет наличных — найдется ручатель. Параскив, слава те, господи, не кривой, не косой — так по окну шарахнет, что разлетятся стекла мелкими брызгами! И перекочуют денежки ему в карман из Скридонова полосатого платочка.
— Я поручусь за Параскива, дед, мне доверяешь? — вышел вперед парень в замасленной тельняшке.
— Ладно, будь по-вашему. И все вы, ребятки, нам свидетели… Смотри, Тикэ, твое слово крепко! Значит, уговор такой: я отмеряю десять шагов… Попадет он — кладу сто рубликов, стекла вставлять мне. Параскив со своей сотней, если промахнется, мне платит, и ведро вина на всех.
Ударили по рукам. Трактористы, здоровые молодые детины, разгорелись — пятеро, шестеро, сколько их там было на дневной смене. Пожалеть бы Кирпидина, совсем ополоумел старик посреди пустынных полей, сутками напролет сидя возле дома бригады. За Тику сотня не пропадет, да уж больно договор смехотворный. Кирпидин суетится у окна, мостится и так и эдак, половчей бы ступнуть, отмерить десять шагов навстречу шумной ораве — повскакивали парни, сбились в кучу, ждут! Привстал Скридонаш на цыпочки и двинулся… вдоль стены! Ступает на пятку, шаги отсчитывает, как условлено — пять, шесть, семь, на восьмом до угла дошел… на девятом за угол дома свернул… Скрылся из глаз! Голосок только доносится:
В книгу одного из ведущих прозаиков Молдавии вошли повести — «Элегия для Анны-Марии», «На исходе четвертого дня», «Набросок на снегу», «Алба, отчинка моя…» и роман «Сказка про белого бычка и пепельного пуделя». Все эти произведения объединены прежде всего географией: их действие происходит в молдавской деревне. В книге представлен точный облик современного молдавского села.
В повести Василе Василаке «На исходе четвертого дня» соединяются противоположные события человеческой жизни – приготовления к похоронам и свадебный сговор. Трагическое и драматическое неожиданно превращается в смешное и комическое, серьезность тона подрывается иронией, правда уступает место гипотезе, предположению, приблизительной оценке поступков. Создается впечатление, что на похоронах разыгрывается карнавал, что в конце концов автор снимает одну за другой все маски с мертвеца. Есть что-то цирковое в атмосфер «повести, герои надели маски, смеющиеся и одновременно плачущие.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.