Пастораль с лебедем - [177]
Знаете, при таких договорах ни к чему лишние уши. Отозвали Василе за сторожку, подальше, вглубь, за деревья. Братья Сынджеры и Георге Лунгу стали что-то доказывать — окружили, руками размахивают. Голоса доносятся, а слов не разобрать. Зато Бану отвечает громко, призывая и нас в свидетели, и кресты, потемневшие от времени…
— Вот именно потому, что война! — не сдается он. — И у меня ответственность, потому как я на службе! А службу надо справлять, хоть ты генерал, хоть сторож. Ты сообрази, если немецкий патруль заберет, что я скажу — это мой племянник?!
— Господи, — перекрестилась тетя Наталица, — как быть-то? Куда мертвым деваться? И с нами что будет…
Тут Сынджеров осенило: ведь кладбище для Бану — это его лавка! Не будь кладбища, из чего гнал бы он свой самогон? И в один голос:
— Брось, старик, мы отвечаем, вали все на нас, понял? А не найдется у тебя стаканчика чего-нибудь покрепче? Тащи-ка да наливай, некогда канителиться…
Как чисты и красивы были мы на взгорье! Ковыль и бездонное небо над полями, и знойное солнце, и в лучах его бессловесные овцы рядом с «греховодницей» Анной-Марией… И дурачок наш Прикоп со своими гранатами и противогазами, и проклятия тети Наталицы, глупенькое, наивное мое рвение, горестные причитания Мэфтулясы, о которых никто и не вспомнит…
Кто же плетет эту невидимую паутину из ханжеских слов и слез, вздохов и исповедей?.. Запутались мы в ней и, как видите, разорвал тенета всего-навсего стакан водки. Пришли на кладбище, глянь — «лавка». Куда еще завернешь по дороге душу поуспокоить, чтоб не воевать больше с миром и людьми? Ясно, сюда постучишься, где утешением вечное «такова жизнь»!
Спросите, почему Бану открыл корчму при кладбище? А очень просто. Деды и прадеды наши не только на сено идут для коз Василе Бану. Нет, из недр земных они приглядывают за нами, как няньки, советы подают, остерегают от ошибок, а то и на выходку какую подтолкнут… Не удивляйтесь, тут целая круговерть!
Над свежей могилой сажают родичи фруктовое дерево — сливу или вишню, шелковицу, черешню… Нальются соком плоды — раздолье птицам и детям. Наберут ребятишки жменю ягод, разбросают косточки, не успеешь оглянуться — молодое деревце зеленеет, а еще года через два Василе собирает урожай и гонит по бочке сливянки и вишневки. А там своим чередом, через миротворную влагу и выкажется норов наших пращуров. Придешь ты, скажем, прибрать на дедовской могиле, ограду подновить, цветы полить… и, покидая скорбное место, конечно, доволен собой — уважил обычай, дедушку проведал. Порой и над собственной участью призадумаешься… Топая обратно через двор Василе Бану, вспомнишь, какая отменная сливянка водится у сторожа.
— Слышь, мош Василе, не нальешь чекушку? Заплачу, небось, не даром! Стариков помянуть, земля им пухом…
Сядешь за стол благостный и растроганный, с мыслями о бренности земного. А цуйка забористая, аж дух захватывает, в ней терпкая сладость дерева, чьи корни добрались до сердца твоего драчливого предка. Не заметишь, как с первого стакана пустишься не деда вспоминать, а того политикана, который в свое время ловко его надул. Ну, а после второго захода — только тронь:
— Ух, черт бы побрал, одни жулики кругом, ничем их не вытравишь! В прошлую пятницу мельник муки недовесил, вчера вот межа… Еще дед землю поделил, своими руками застолбил, а ночью вчера межу перепахали. Думаешь, какая холера? Да Тудор же, родной брат. Мало ему, голодранцу, — взял и столб втихаря перенес, отхватил лучший клин. Чтоб ему так-перетак, брательник называется…
Тут без поддержки, будь уверен, не останешься:
— И не говори! …эту жизнь, пора топор в руки брать!
Успокоили душу, разошлись подобру-поздорову… Опрокинешь стакан, а дед тут как тут, ухмыляется из тартараров: что, внучек, поладил с миром? Вот тебе мой букварь, учись читать, милый, пока только по складам разбираешь…
5
Свечерело. Подходил к концу третий день войны, и кладбище натягивало свой ночной балахон.
На завалинке у дома Василе Бану сидели Георге Лунгу, сам хозяин, братья Сынджеры и потягивали хмельную настойку, как на поминках по усопшему. Подозвали и тетю Наталицу — она стояла в сторонке, — пусть тоже поднимет стакан за упокой его души.
Где-то за перелеском, в соседнем селе Вулпешты, слышно было, как покрикивал патруль, ревел теленок, отлученный от матери, с подвывом лаяли собаки. А в тесной и темной каморке лежал солдат со звездой на пилотке.
То ли от далеких звуков, то ли от тревоги, разлитой в воздухе, но на сей раз стакан цуйки поунял буйный нрав Сынджеров. Кстати, осталось их трое из всей семьи. Пришел черед Георге Лунгу проникновенным родительским словом напутствовать душу солдата, и он сказал:
— Вот оно как, Аргир… Жил тихо, незаметно, никому глаза не мозолил. А умер, и стал героем…
— Чего ты, Георге, — покосился на него Бану. — Смерть — это случай, бре, орел или решка, и никого не касается, кроме тебя самого.
— Не-ет! — упрямо протянул Лунгу. — Как же так, земля не принимает односельчанина! Тут, братцы, история впуталась, да! И я готов… Думаю, надо послать королю Карлу телеграмму: мол, не уразумеем одной штуки, ваше величество, — жил на земле человек, не без греха, конечно, как все мы, грешные. Но почему он не заслужил похорон?
В книгу одного из ведущих прозаиков Молдавии вошли повести — «Элегия для Анны-Марии», «На исходе четвертого дня», «Набросок на снегу», «Алба, отчинка моя…» и роман «Сказка про белого бычка и пепельного пуделя». Все эти произведения объединены прежде всего географией: их действие происходит в молдавской деревне. В книге представлен точный облик современного молдавского села.
В повести Василе Василаке «На исходе четвертого дня» соединяются противоположные события человеческой жизни – приготовления к похоронам и свадебный сговор. Трагическое и драматическое неожиданно превращается в смешное и комическое, серьезность тона подрывается иронией, правда уступает место гипотезе, предположению, приблизительной оценке поступков. Создается впечатление, что на похоронах разыгрывается карнавал, что в конце концов автор снимает одну за другой все маски с мертвеца. Есть что-то цирковое в атмосфер «повести, герои надели маски, смеющиеся и одновременно плачущие.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.