Пассажиры первого класса на тонущем корабле - [26]

Оставшаяся часть книги будет посвящена проверке теоретических положений этой главы на историческом материале Испании, Франции и трёх держав-гегемонов. Нам потребуется проследить специфические для каждого случая цепочки непредвиденных действий, которые привели три политии к достижению и утрате гегемонии, а ещё две державы — к провалу в реализации этой цели. Тем самым мы заодно сможем объяснить особые властные отношения, сохранявшиеся после завершения гегемонии, а это прольёт свет на варианты выбора, открытые для элит и неэлит в Нидерландах и Британии в процессе упадка их гегемонии, а также на актуальные альтернативы, которые сейчас стоят перед Соединёнными Штатами.

Глава 2 Деньги и военный успех, 1500–1815 годы

Как будет показано в следующих главах, глобальное доминирование приносит громадные выгоды как гражданам и правительствам, так и элитам каждой державы-гегемона. Однако в различных теориях упадка гегемонии доминирование рассматривается как оборачивающееся в конечном итоге большими издержками, а не благом для гегемона. Иными словами, в этих теориях утверждается, что глобальные силы или внутренние факторы, создающие для той или иной политии условия для экономического и/или геополитического мирового господства, приводят в движение механизмы, которые гарантируют неизбежный последующий упадок гегемона. В разных теориях обнаруживаются разные причины упадка. Некоторые авторы признают, что гегемонам присуща особая собственная динамика, тогда как другие объясняют упадок господствующих держав с точки зрения более масштабных теорий великих держав, правящих элит или экосистем.

Какие тезисы выдвигались в существующих теориях упадка, и в чём они оказались неправы? Предшествующие работы на тему упадка великих держав можно разделить на четыре категории:

(1) теории, утверждающие, что прибыли от гегемонии или империи направляются на щедрые социальные блага и/или либеральные ценности, незаметно перетекающие в культурный декаданс, который приводит к тому, что некогда динамичные элиты или народы становятся самоудовлетворёнными и расслабленными, лишаясь готовности выходить за собственные границы и бороться за сохранение своего доминирования;

(2) энвайронменталистские/демографические теории;

(3) мир-системная теория, которая помещает упадок господствующей ядерной политии в рамки кризиса в конце каждой отдельно взятой стадии мировой экономики;

(4) утверждения, что сохранение империй обходится более значительными издержками, чем они приносят доходов, а следовательно, ведёт к экономическому упадку в метрополии.

Общей проблемой всех этих четырёх объяснений оказывается то, что в них недостаточно серьёзно и строго рассматривается внутренняя политика каждого гегемона/империи/великой державы. В ходе рассмотрения каждой из этих групп теорий, которое будет предпринято в этой главе, мы увидим, что все их авторы не уделяют должного внимания механизмам конфликта и борьбе за ресурсы и власть среди множества элит и неэлитных групп внутри каждой политии. Этот недостаток определяется как допущением той или иной теории, что правители или граждане господствующих держав беспомощны перед лицом неизбежных демографических, экологических, фискальных или культурных сил, так и тем, что указанные теории неверно выявляют ключевых акторов в каждой политии.

Декаданс и упадок

Империи и гегемоны обременяют как человеческими, так и финансовыми издержками население своих исходных территорий. В одном из направлений дискуссии утверждается, что богатство, появляющееся благодаря доминированию, приводит правящие элиты и/или народ в целом к расслабленности и утончённости (decadent), к нежеланию и дальше нести суровую службу и военные потери или совершать жестокости, необходимые для правления завоёванными народами и отражения соперников.

Эта линия аргументации восходит к теории элиты, впервые разработанной Вильфредо Парето и Гаэтано Моской. Парето предлагает для объяснения «возвышения и падения элит» теорию жизненного цикла. Рассуждая по аналогии с живыми организмами, Парето утверждает, что любая элита со временем разлагается, становясь «более расслабленной, более мягкотелой, более человечной и менее склонной к защите собственного могущества». В то же время, «поскольку могущество [правящей элиты] ослабевает, нарастают её мошеннические практики» (т. е. элита присваивает больше доходов своего общества), что делает её более уязвимой к народному восстанию во главе с более мужественными людьми из среднего класса, которые затем становятся новой элитой.[71] Поскольку, с точки зрения Парето, все элиты неизбежно приходят к упадку, причём преимущественно одинаковым образом, он не может объяснить ни разную продолжительность существования элит, ни то, почему некоторые элиты способны собирать более значительные территориальные владения, чем другие, прежде чем они станут мягкотелыми и слабыми.

Моска противопоставляет элиты, могущество которых основано на военной силе, и элиты, черпающие своё могущество из экономического богатства. В этом смысле он предвосхищает различение экономической, военной и политической элит в Соединённых Штатах у Ч. Райта Миллса. И Моска, и Миллс отмечают, что эти элиты иногда сотрудничают, а иногда борются друг с другом. Моска обнаруживает кооперацию между (военной) аристократией и экономической элитой в Англии XVII–XVIII веков. Во Франции неготовность аристократии подстраиваться к буржуазии вела, по мнению Моски, к революции 1789 года.