Пассажиры первого класса на тонущем корабле - [175]

Финансиализация, являющаяся, как продемонстрировал Арриги, отличительной особенностью гегемонов на закате их господства, стала предпочтительной правительственной политикой в Соединённых Штатах начиная с 1970-х годов, поскольку финансовые элиты всё более доминировали во внутренней экономической сфере и могли маневрировать в Вашингтоне посреди паралича государства, который препятствовал стратегиям, альтернативным тем, что благоприятствовали финансиализации. В то же время преимущество США в нефинансовой сфере экономики сокращалось по мере того, как другие страны обретали мастерство в промышленной сфере, обнаруживали способы бросать вызов американскому контролю над международными нефинансовыми институтами и выстраивали собственные инвестиционные и торговые взаимосвязи. Единственным сохраняющимся столпом гегемонии США сейчас является способность Америки осуществлять односторонний контроль над глобальной финансовой архитектурой.

Таким образом, представляется, что разрушение американской экономической гегемонии продолжится, поскольку она зависима от сектора, который всё больше подвержен мошенничествам, панике и кризисам. Сегодня американское финансовое превосходство выстраивается в той же степени на неэффективности конкурентов Америки, что и на эффективности самих США. Способность китайских экономических элит сохранять экспортно-ориентированную стратегию, подверженную воздействию перепроизводства и финансовых пузырей, несмотря на реформистские кампании будто бы могущественных лидеров, вскрывает разногласия между китайскими элитами и внутренний паралич государства. Именно поэтому остаются незавершёнными и неопределёнными[1020] усилия Китая в формировании некоего Пекинского консенсуса, основанного на противостоянии военному вмешательству и торговым эмбарго в отношении всех стран, помимо самых вопиющих диктатур, и на модели экономического развития, отличающейся от той, что отстаивают Соединённые Штаты. Впрочем, эта китайская модель не так уж отличается от практик самих США во время их восхождения к гегемонии в XIX и начале XX веков.[1021]

До тех пор, пока Китай ограничивает глобальную конвертируемость юаня — а эта политика принципиальна для его текущей стратегии экономического развития, — у него никогда не будет валюты, способной конкурировать с долларом или заменить его. Евро является валютой региона с достаточно крупной экономикой, сопоставимой с экономикой Соединённых Штатов, чтобы стать конкурирующей глобальной валютой, однако, за исключением Европейского Центробанка, у Евросоюза нет надежного политического органа.[1022] А у ЕЦБ, как уже отмечалось, отсутствуют ресурсы и потенциал для конкуренции с ФРС в качестве глобального регулятора или инициатора экономических стимулов. Для того, чтобы это произошло (даже если Евросоюз как-то себя реформирует), потребуется прямое противостояние американскому контролю над институтами, которые являются фундаментом мировой финансовой архитектуры.

Доллар может перестать быть мировой валютой и без того, чтобы на смену ему пришли юань или евро. Сохранение высокого уровня дефицитов бюджета и внешней торговли США может привести к тому, что как иностранные, так и американские инвесторы станут рассматривать казначейские облигации и доллар в качестве некой финансовой пирамиды и сбрасывать соответствующие активы. Однако прямые вызовы для доллара обойдутся суровыми издержками для стран-конкурентов. Если Китай попытается сбросить доллары, чтобы наказать Соединённые Штаты, как сами США сделали это в отношении Великобритании в ходе Суэцкого кризиса, китайское правительство и банки пострадают от масштабных и потенциально чреватых банкротствами убытков по принадлежащим им американским казначейским облигациям. Для Соединённых Штатов во время Суэцкого кризиса этот карательный манёвр был доступен, поскольку у американцев было немного британских облигаций. ФРС будет противодействовать любой рыночной панике до того момента, пока она не прекратится, как это было в 2008–2009 годах. Другие страны (опять же, как в 2008–2009 годах) будут поддерживать подобные усилия Соединённых Штатов, поскольку у них есть заинтересованность в сильном долларе.[1023]

Если доллар больше не будет глобальной валютой, американским корпорациям и правительству для получения более низких процентных ставок придётся выпускать облигации, номинированные в других, более стабильных валютах. В этом случае ФРС будет ограничена необходимостью удерживать такой обменный курс, который позволит американским заёмщикам выплачивать кредиты или хотя бы платить по текущим процентам в других валютах. При этом ФРС не сможет печатать доллары, как это было в 2008–2014 годах, и вместо этого будет ограничена собственными скромными резервами других валют. В этот момент у Соединённых Штатов не окажется иного выбора, кроме сокращения своего внешнеторгового дефицита, что можно сделать лишь путем инвестирования в реальные производственные мощности и снижения заработных плат и/или потребления, как это произошло в Германии в 1990-х годов после того, как там завершилось празднество воссоединения. Простая девальвация доллара, вопреки уверенности Трампа и некоторых его советников, данную проблему не разрешит. Тем не менее здесь присутствует дилемма, с которой едва ли столкнётся Трамп или его преемники, пока Китай и Евросоюз ограничивают свои притязания на глобальную роль и позволяют ФРС оставаться главным регулятором мировых финансовых рынков.