Пассажирка из Кале - [2]
В своих лучших детективных произведениях – «Завязка и развязка» (1885), «№ 99» (1885), «Римский экспресс» (1896), «Пассажирка из Кале» (1905) – Гриффитс, с одной стороны, следует традиции Габорио (ведь он не хуже «отца европейского детектива» знал методы работы французской полиции), с другой – создает абсолютно оригинальные схемы и приемы.
Ранние же его романы – «Шиллинг для королевы» (1873), «Сын Марса» (1880) и «Тонкая красная линия» (1886) – были написаны под влиянием крымского военного опыта, а в романе «Лола» (1878) исходным материалом послужила гарнизонная жизнь в Гибралтаре.
Всего же майор Гриффитс при жизни опубликовал три десятка романов, в большинстве своем – детективных. Это не мешало ему вплоть до последних лет жизни продолжать научные изыскания. Так, например, уже в начале ХХ века Гриффитс участвовал в создании официальной «Истории войны в Южной Африке 1889–1902 гг.» в четырех томах.
Романы Гриффитса «Римский экспресс» и «Пассажирка из Кале», включенные в этот том, начинаются, как знаменитый фильм Луи Люмьера: поезд отправляется, и впереди – скучные часы ожидания для всех, кроме пассажиров майора Гриффитса. В конечный пункт они приедут немного другими людьми. Конечно, если останутся живы.
Пассажирка из Кале
Предисловие
Хочу заявить, что факт, вокруг которого я выстроил эту историю, действительно имел место и произошел лично со мной. В июле 1902 мы с женой ехали из Кале в Базель на Энгадинском экспрессе и были единственными пассажирами. Остальное – чистый вымысел.
А. Г.
Глава I
Переправа из Дувра в Кале не была приятной. Непрекращающийся моросящий дождь согнал с палубы почти всех пассажиров. Как ни странно, их было немного, это я заметил еще во время посадки, хотя в воскресный день в конце июля можно было ожидать гораздо большего наплыва желающих попасть в центральную Европу. Я не предполагал, что в поезде останутся свободные места, хотя лично меня это не касалось, поскольку я заранее выкупил билет в спальный вагон до Люцерна.
Свободные места! Зайдя на платформу, у которой остановился этот поезд de luxe, я увидел, что я не только первый, но и вообще единственный пассажир. Пять спальных вагонов и вагон-ресторан, вместе со всеми проводниками, поварами, слугами и остальными работниками – все ждали меня, и меня одного.
– Работы не слишком много? – усмехнувшись, спросил я у проводника.
– Parbleu[1], – ответил этот француз или, судя по акценту, скорее швейцарец, полиглот и космополит, как и большинство представителей его профессии. – Никогда не видел ничего подобного.
– Значит, все купе в моем распоряжении?
– Мсье, если пожелает, может занять весь вагон… Все пять вагонов. Можем это устроить. – И глаза его блеснули в предвкушении чаевых.
– Надеюсь, поезд не отменят? Мне нужно ехать.
– Конечно, не отменят. Поезд поедет даже без мсье. Вагоны ждут в другом конце. Погодите, что это у нас?
Мы разговаривали, стоя на платформе, в некотором отдалении от железнодорожного вокзала. Дорога к нему оставалась открытой и хорошо просматривалась: я увидел группу из четырех человек, которая приближалась к нам. Я рассмотрел двух женщин, человека в форме, вероятно, одного из проводников, и носильщика, нагруженного ручным багажом.
Когда они подошли, я осмотрительно удалился в свое купе. Там было открыто окно, и я имел возможность слышать и видеть все, что происходит на платформе.
– У вас есть места до Люцерна? – на идеальном французском спросил напряженный и взволнованный, но очень мелодичный голос.
– Места? – повторил проводник. – Мадам может взять хоть пятьдесят мест.
– Что я вам говорил, мадам? – вставил сопровождавший ее человек в форменной одежде.
– Мне не нужно пятьдесят, – несколько раздраженно и даже сердито ответила она. – Всего два. Отдельное купе для меня и горничной. Ребенок будет с нами.
Только теперь я заметил, что горничная держала в руках сверток, содержимое которого не вызывало сомнения. Она покачивала им из стороны в сторону размеренными движениями, как убаюкивают ребенка.
– Если мадам желает, горничную и ребенка можно разместить отдельно, – предложил любезный проводник.
Но ее это не устроило.
– Нет, нет, нет, – резко отрубила она. – Я хочу, чтобы они ехали со мной. Я ведь уже сказала об этом, разве вы не слышали?
– Parfaitement[2], как мадам пожелает. Только поезд совсем не заполнен. Можно сказать, пуст. У нас всего один пассажир, джентльмен.
Это известие оказало на нее странное воздействие. Сначала на ее лице появилось удовлетворенное выражение, но ему на смену быстро пришла нервная настороженность, переросшая почти в страх. Пока проводник готовил билеты, она повернулась к горничной и обратилась к ней по-английски:
– Что делать, Филпоттс? Что если это окажется…
– О, нет! Никогда. Нам нельзя возвращаться. Вы должны решиться сейчас. Бояться-то нечего. Я видела этого мужчину, когда мы подходили. Он похож на джентльмена, на военного, а не на… вы знаете, о людях какого сорта я говорю.
Комплимент мне был приятен, но упоминание о людях «иного сорта» меня немало озадачило.
– Думаете, можно ехать? Думаете, здесь будет безопасно? Даже в этом пустом поезде? Уж лучше бы толпа, мы могли бы затеряться среди множества людей.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Мельбурн, вторая половина XIX века. Город потрясен странным убийством: в двухколесном экипаже находят отравленного пассажира. Кэбмен видел загадочного человека, который садился вместе с убитым в кэб, но лицо его было скрыто широкополой шляпой. Подозрение падает на Брайана Фицджеральда, жениха дочери местного миллионера. Но тот наотрез отказывается сообщить, где был в ночь убийства. Какую же тайну скрывает Фицджеральд?
Если вы любите динамичный приключенческий детектив, то истории про Ника Картера – для вас! Популярнейшего персонажа многочисленных книг и комиксов придумал в 1886 году Джон Р. Корьелл, но впоследствии о головокружительных приключениях этого героя писали многие авторы. Поразительно изобретательный и активный, Ник Картер стал любимцем читателей во всем мире!
Этот восхитительный, непредсказуемый персонаж принес своему создателю, Морису Леблану, всемирную известность! Виртуозный грабитель, для которого не существует преград, никогда не сдается и подчиняется лишь собственному кодексу чести. Головокружительными приключениями знаменитого Арсена Люпена вот уже более ста лет зачитывается весь мир.
Мистера Ливенворта находят застреленным в собственной библиотеке. Подозрение падает на двух его племянниц, наследующих огромное состояние дядюшки. Но расследование преступления превращается в настоящую головоломку, разгадать которую под силу только сыщику Эбенезеру Грайсу… Первый роман Анны Кэтрин Грин «Дело Ливенворта», опубликованный в 1878 году, имел колоссальный успех и разошелся небывалым для того времени тиражом в 750 000 экземпляров.В издание также вошла повесть «X. Y. Z., история, поведанная сыщиком».