Пассажирка из Франкфурта. Немезида. Слоны помнят все - [35]

— Пожалуй, лучше сказать, что я когда-то была с ней знакома. Мы не виделись много-много лет. Девчонками мы с ней учились в Швейцарии, в Лозанне. Матильда. Леди Матильда Болдуэн-Уайт.

— Эту замечательную новость я привезу ей с большим удовольствием, — сказал Стаффорд Най.

— Она старше меня. В добром ли она здравии?

— Для своего возраста в отменном. Живет спокойно, в сельской местности. Разве что жалуется на артрит и ревматизм.

— Ах да — неизбежные старческие недуги. Пусть ей поколят прокаин. У нас тут доктора все время его прописывают. И с очень даже неплохим результатом. Она знает, что вы должны были меня навестить?

— Мне кажется, она не имеет об этом ни малейшего представления, — сказал сэр Стаффорд Най. — Ей известно только, что я поехал на фестиваль современной музыки.

— Надеюсь, вы получили удовольствие?

— О, необычайное. И оперный зал очень хорош.

— Один из лучших. Фуй! В сравнении с ним Байрейтский театр покажется средней школой! Знаете, во сколько обошлось его строительство?

Она назвала сумму — миллионы марок. У Ная перехватило дух, а он не чувствовал никакой необходимости это скрывать. Она явно была довольна произведенным впечатлением.

— Деньги — это все, — сказала она. — Человек знающий, способный, проницательный и при деньгах может добиться чего угодно. Деньги могут обеспечить все блага.

Последние два слова она произнесла со сладострастием, словно смакуя, и даже причмокнула губами, что произвело на него не только отталкивающее, но и довольно зловещее впечатление.

— Здесь это бросается в глаза, — сказал он, обводя взглядом стены.

— Вы любите искусство? Да, я это заметила. Вон там, на восточной стене, самый лучший в мире Сезанн. Кое-кто считает, что… — как она там называется?.. — вылетело из головы, ну, та, что в Метрополитене[128] — лучше. Не верьте. Лучший Матисс, лучший Сезанн, все лучшее — здесь. Здесь, в моем «Орлином гнезде».

— Потрясающе, — сказал сэр Стаффорд. — Просто потрясающе.

Гостей стали обносить напитками. Сэр Стаффорд заметил, что Владычица Горы к спиртному не притронулась. «Вероятно, опасается, что при таком непомерном весе у нее подскочит давление», — решил он.

— А где вы познакомились с моей деточкой? — спросила жирная каракатица.

Не ловушка ли? Но мешкать было нельзя.

— В американском посольстве, в Лондоне.

— Ах да, мне говорили. А как поживает — ах, опять забыла, как ее зовут — Милли Джин, наша аристократка с Юга? Как вы считаете — она привлекательна?

— Само очарование. В Лондоне все от нее без ума.

— А бедный нудный Сэм Кортмэн, посол Соединенных Штатов?

— Весьма положительный мужчина, — вежливо ответил Стаффорд Най.

Она захихикала.

— Ах так, пытаетесь соблюсти политес? Ну что ж, он на своем месте. Делает, что ему прикажут — так должен поступать всякий добросовестный политик. Быть послом в Лондоне очень приятно. Это Милли Джин для него добилась. Ах, она могла пристроить его в посольство какой угодно страны — при ее-то деньгах. Ее отцу принадлежит половина всей техасской нефти, он владеет землей, золотыми приисками, да чего только у него нет. Но ее отец — грубый, чудовищно уродливый тип — а она? Посмотрите: утонченная аристократочка. Совсем не походит на богатую выскочку. Она выбрала верную тактику, верно?

— Иногда это не так уж трудно, — сказал сэр Стаффорд Най.

— А вы сами? Вы не богаты?

— Могу только мечтать.

— Значит, Министерство иностранных дел в наше время — как бы это сказать — не очень щедро платит?

— Видите ли, я бы не стал так говорить… Главное — возможность много ездить, встречаться с интересными людьми. Видишь мир, узнаешь кое-что о том, что творится вокруг.

— Кое-что, но не все.

— Далеко не все.

— А вам когда-нибудь хотелось — как бы это сказать — знать, что творится за кулисами, за сценой?

— Иногда можно и без этого кое-что понять, — ответил он уклончиво.

— До меня дошли слухи, что вы и в самом деле имеете такую особенность — составлять определенное мнение о происходящем. К тому же не вполне совпадающее с общепринятым.

— Случалось, мне недвусмысленно заявляли, что я — гадкий мальчишка и позор всей семьи, — сказал Стаффорд Най и рассмеялся.

Шарлотта захихикала, тряся всеми своими подбородками.

— А вы не стесняетесь признаться в своих недостатках?

— К чему лицемерить? Все равно все тайное становится явным.

Она посмотрела на него.

— Что вам нужно от жизни?

Он пожал плечами. Снова придется играть с листа.

— Ничего, — сказал он.

— Да полно, полно. Неужели вы хотите, чтобы я в это поверила?

— Даже не сомневайтесь. Я не честолюбив. Или я похож на честолюбца?

— Нет, нисколько.

— Мне нужно только немного комфорта и невинных радостей. Чтобы имелось что поесть и выпить — в умеренных количествах — и друзья, с которыми было бы интересно.

Старуха подалась вперед. Она три или четыре раза моргнула, то широко раскрывая глаза, то зажмуриваясь. После чего заговорила совсем другим тоном, в котором прорезались свистящие нотки:

— Вы умеете ненавидеть? Знаете, что такое ненависть?

— Ненависть — пустая трата времени.

— Понятно, Понятно. На вашем лице нет морщин, выдающих недовольство жизнью. Значит, вы не лукавите. Но все равно, я думаю, вы готовы вступить на некую тропу, которая приведет вас в определенное место, и вы пойдете по ней вроде бы просто так, ни на что, в сущности, не рассчитывая. Но в конце пути, если вы найдете достойных советчиков, достойных помощников, все ваши желания исполнятся — если вы, конечно, умеете желать.