Пасифая - [4]

Обратно ехали молча, осторожно ведя лошадей узкой лесной тропой. Когда за деревьями луна осветила мраморные плечи Афродиты, Дедал придержал коня.

— Царица, сойди, поклонись богине. Смотри, она ждет.

— Я тоже ждала, — ровным голосом сказала Пасифая, — и просила. Но Афродита осталась глуха к моим слезам. Как камень. Может быть, так и есть.

Они миновали статую. И только птица на краю камня-поилки проснулась и цвикнула испуганно, увидев, как блеснули глаза Афродиты вслед всадникам.

Свет за окном уходил и пролетающие слева направо самолеты помигивали огоньками. Вера, устав напрягать глаза, потянулась и встала. Ходила по кухне, нося в глазах темный лес, слезы росы на траве, бесконечную спину быка, мраморные плечи лесной богини. У темного окна провожала взглядом маленькие зеленые и красные огни, смотрела на желтые квадратики окон с начинкой из телевизоров, людей, горшков с цветами. Разыскала пачку сигарет и, включив свет, снова села, подперев подбородок руками.

Неира ждала у калитки, скрыв полой плаща маленький светильник. Пасифая кивнула Дедалу и пошла ко входу, но вдруг вскрикнула, оседая на землю. Упала, раскинув руки. Дедал кинулся обратно. Вдвоем подняли и повели обвисавшую женщину к лестнице в покои. Нянька поднывала испуганно, складывала пальцы охранными знаками и косилась на пряди русых волос, прилипшие к потному лбу мастера.

В спальне они уложили Пасифаю на ложе, и старуха, стащив с нее промокшие сандалии, побежала готовить отвар. Дедал стоял на коленях, всматривался в лицо, цветом сейчас такое же, как у богини в лесу.

Во дворце было тихо. Кто не смог одолеть ступеней пиршественного зала, свалились там, где их победило вино. Лишь воины стояли на своих местах, глядя в темноту. И те двое, что охраняли двери в покои царицы, не моргнули и глазом, не повернули головы, пока бегала мимо старая рабыня.

— Дедал… — шепот Пасифаи коснулся уха мастера, — ты здесь?

— Да, царица.

— Пока нет Неиры, обещай мне мастер, обещай, что поможешь.

— Да.

— Завтра, Дедал, я пошлю за тобой. А до того времени подумай. Я, царица, избрала себе мужчину. Нет-нет, не ты, кровь твоя не годится. Афродита отомстила мне, но я не ропщу, потому что выбор ее прекрасен. Иди спать, мастер. А завтра поможешь мне сделать так, чтобы меня полюбил Белый Бык.

— Царица…

— Ты мне перечишь?

— Нет.

— Иди. Времени мало, два дня. И всего одна ночь, последняя перед жертвоприношением. Я…

Она схватила его руку, прижала к своей груди. И мастер услышал, как сердце женщины сокрушает ее изнутри, грохоча, как шаги быка по земле Крита.

— Ты чувствуешь? Или я сделаю это, или умру.

— Да, царица. Я выполню все. И ты не умрешь.

Она отпустила его руку, прикрыла ладонью глаза.

— Иди. Не смотри на меня. А если все-таки умру, приноси жертвы Афродите и проси за меня, сколько сможешь. Скажи ей, царица Пасифая поняла ее силу.

Мастер поднялся и вышел, придержав занавесь для старой рабыни. Неира сменила его у ложа, поднося к губам Пасифаи бронзовый кубок, пахнущий травами.

— Неира, если со мной что-нибудь… Пошли гонца к сестре моей Кирке… Пусть сделает зелье. Снимет заклятье с царя.

— Поспи, царица. Ты устала, озябла. Выпей, поспи. Я буду здесь, с тобой.

— Нет. Я засну одна. Закрой двери плотнее, когда уйдешь.

Рабыня кивнула и снова поднесла к губам Пасифаи отвар. Бормотала непонятные слова. Следила, как пьет маленькими глотками, отдыхая и морщась… Уходя, оглянулась на царицу и заторопилась, зашептала быстрее, отвернулась, — не видеть, как выгибается женщина, стискивая бедрами сложенные руки…

— Как! Что это? — Вера вскочила, глядя на книжку, распластавшую желтые крылья страниц. Вместо следующих листов из корешка торчали неровные края внутренних полей.

Потом смех ее стукнулся о плафон и улетел в черный коридор, в раскрытые двери спальни. Она смеялась громко, вытирая пальцем мокрые уголки глаз. Чтоб не расплакаться совсем.

— Это же книга! Просто старая книжка, обложки даже нет! Дурацкие какие-то мифы древние. Ну, нету куска, ладно. Ну и…

Она схватила книгу и стала листать прочитанные страницы. Ну, где же, ведь положено так — на одной или двух, мелко, совсем крошечными буквами — автор, название… Нету! Снова раскрыла книгу и, стараясь не читать после вырванных страниц, сверила номера.

— Шестнадцать! Восемь листов вырвано! Да что за…

С трудом различая стол через мгновенные слезы, допила вино. Размахнулась и швырнула узкое витое стекло в стенку над раковиной. Брызнули осколки, отсвечивая винной сукровицей.

Села. Прямо, как школьница, только голая и заплаканная, шмыгая носом. Шептала себе:

— Спокойно, ты же взрослая тетка. Ну? Не смей реветь! Сейчас дочитаешь и спокойно представишь себе, что там было, на этих восьми листах.

Сказала о восьми и почувствовала, как стали кривиться губы. Надо в отпуск, устала-устала-устала, нервы-нервы, нервы-ы-ы-ы-ы…

— Или вообще не читай, — подсказала себе.

Сунула ноги в тапочки, чтоб не ходить по стеклам. В черном рту спальни упала на неубранную постель, вздрогнув от холода простыней. Стиснула между колен сомкнутые ладони. И увидела краем глаза, как мелькнула в дверях, всколыхнув тяжелую ткань, старая рабыня.