Пашкины колокола - [13]

- Интересно! Это почему же мне не приходить к вашему заводу?

Не торопясь, затянувшись, кузнец сказал веско и строго:

- Потому, дорогая барышня, что уж больно приметная! И не одни рабочие ребята на тебя глаз кладут, а и другие-прочие. Как раз вчера мастер будто мимоходом справлялся. Видел, как вы с Андреем у ворот балакали. А уж вреднее этого хозяйского прислужника на всем Михельсоне не сыскать. Смотри, подошлют к тебе полицейского хмыря в латаном рабочем пиджачке, и придется ворон из-за тюремной решетки считать... Не попадись ты, милая, по молодости да по неопытности своей на полицейский крючок!..

Люсик и Столяров молча отодвинули тарелки с жареной картошкой понимали, что хозяйка поставила на стол приготовленное к утру.

Все в подвале молчали.

- Значит, подцепили! - буркнул Столяров, в тревоге глянув на девушку. - Следовало ожидать... Ты, Люсик, и правда, слишком приметная!

- Спасибо, Андреевич! - Люсик обеими руками крепко пожала лежавшую на столе заскорузлую руку. - По правде говоря, я и сама кое-что подмечала. - Она вопросительно посмотрела на сидевшего напротив Андрея.

- Я то же скажу, Люся! Батя прав! - ответил на ее немой вопрос Андрей. - Ко мне тоже подкатывались, интересовались: кто такая да откуда взялась? Осторожность, Люся, вам большая нужна. Уж очень вы рабочим ребятам полезны... Вроде свет от вас.

Люсик откинулась к стене и грустно рассмеялась:

- Да не от меня, Андрей! Я всего лишь крохотное зеркальце, отражающее большой свет... Хотя осторожность необходима, в этом вы и Андреевич правы!

Она помолчала, перебирая пальцами кружево на воротничке блузки.

- Но и вы, Андрей и товарищи, берегитесь там! Не дайте ни за что ни про что убить себя где-то в Галиции. Берегите жизнь для светлого будущего, оно, поверьте, не за горами!

Зябко поежившись, она отодвинулась от кирпичной стены, к которой прислонилась спиной, и с неприязнью оглянулась на нее.

- Холодная какая, б-рр! Сыро, как в погребе! - Медленным и грустным взглядом обвела жилище Андреевых.

Пятна и подтеки плесени на стенах, обвалившаяся местами штукатурка, дешевые занавесочки, на двух окнах почти у потолка, черный, но с позолоченным нимбом квадратик иконы в углу напротив скрытой пологом кровати.

- Боже мой! Как вы бедно живете, Андреевич! Вы же специалист высокого класса! И даже пол холодный, кирпичный.

Кузнец передернул плечами, как бы говоря: а что делать? И повернулся к жене:

- Мать! А ну, подкинь половичок под ноги дорогой гостье.

- Да что вы, Андреевич! - запротестовала Люсик. - Я не такая уж неженка. Я...

- Ты слушайся меня, старика! - строго перебил кузнец.

И когда жена принесла половичок от стоящей за пологом широкой кровати и постелила к ногам Люсик, продолжал с горечью:

- Другие и того хуже живут, Люся! Вон в "спальнях" Голутвинской и Даниловской мануфактур или, скажем, в бараках миллионщиков Брокара, Бромлея и прочих! Зайди-ка, глянь! Нары в три яруса. Внизу семейные, ситцевыми, а то и рогожными занавесками разделенные, на втором этаже детвора копошится! На верхотуре, на полатях, - на одной стороне девчата, на другой парни-холостежь спят. А посередине между нарами зыбки с титешными. Мать спать ложится - зыбку к ноге шнурком привязывает, чтобы ночью не каждый раз вскакивать. Заорет младенец, мать спросонья ногой дергает. Бывает и так: один ребеночек орет, а пятеро матерей ногами дрыгают! Во тьме-то не сразу разберешь, твой орет аль соседский... То-то и оно!

Послюнив палец, Андреич загасил окурок и спрятал в карман. И продолжал:

- Что делать, черноглазенькая, куда бежать? Возвращаться в деревню, что ли, откуда большинство не от сладкой же доли сбежали? Так в деревне-то, Люсенька, у нашей голи перекатной и крохотного клочка земли ни у кого нету! Всю ее, кормилицу, давно под себя богатеи сгребли. Только что на кладбищах по три аршина на бедняцкую душу и осталось! Ты с моей старухой потолкуй. Она расскажет, как со своей родной Брянщины сбежала! Андреич с бережной ласковостью тронул ладонью плечо сидевшей неподалеку жены. - Расскажет, как маялась тут, пока на Трехгорку подметалкой не устроилась. Ну, что делать? Снова в деревню, на кулачье батрачить? Ничем не лучше, чем на Голутвиных аль на Михельсона! Одна стать! Эх, Люсенька, Люсенька, не видела ты, должно быть, подлинной нищеты!

Люсик порывисто повернулась к кузнецу.

- Видела, Андреевич! Видела, поверьте мне! Иначе не сидела бы сейчас у вас!

Помолчав, с грустью продолжала:

- Ну, хорошо! До сих пор, пока Андрюша работал, было у вас три заработка. А теперь?

Андреич усмехнулся с какой-то горькой удалью. Поманил к себе младшего сына и, когда Пашка подошел, обнял его, с силой прижал к груди.

- Вот она, смена нашему Андрюхе! Завтра поведу в контору и, хотя идет ему тринадцатый годик, скажу: все шестнадцать! Думаете, Люся, не возьмут? Да не возьмут, а схватят! Столько взрослых с завода на фронты угнали, так нынче хозяйские надсмотрщики и ребятишкам рады! Благо платить им можно поменьше, хотя спрос с них тот же!

- Значит, Павлик на завод? - огорчилась Люсик, всматриваясь в лицо Пашки, прижавшегося к плечу отца. - Но ему учиться дальше надо! Он такой смышленый...