Партизанской тропой Гайдара - [29]
— Оставайтесь, — ответили ему командиры и вернулись к своему разговору.
Суть его сводилась к тому, что связь со штабом фронта прервалась. В последнем полученном приказе говорилось: с отходом наших войск уничтожить мост. К взрыву все было готово. И даже вторая, дублирующая нитка проводов на всякий случай протянута тоже. Поворот рукоятки подрывной станции — и переправы нет.
Но как знать, когда эту рукоятку повернуть?.. Что, если окажется: на окраине идет бой и там дерется наш полк, уверенный, что до последней минуты их будут ждать саперы? А когда бойцы, отстреливаясь на ходу и неся раненых товарищей, приблизятся к Днепру, то увидят, что моста нет, потому что саперы, по которым никто не стрелял и которых никто не бомбил (теперь уже немцы берегли мост для себя), поторопились повернуть рукоятку?..
С другой стороны, в любой момент могут появиться немецкие танки. Мост, он, положим, все равно взлетит. Но вот саперный взвод... Куда денется взвод?
Сошлись на том, что нечего ждать приказа, которого, но всей видимости, уже и не будет, а просто нужно послать в город своего разведчика.
Но кого?..
Сами они пойти не могли. Саперы, их было десятка полтора, охраняли мост, подрывную станцию и автомашины. Круглые сутки находились они в состоянии полной боевой готовности. Каждый отвечал за свой участок. И получалось, что послать некого.
— Разрешите мне, — произнес вдруг Гайдар.
— То есть что именно? — недоуменно переспросил его начальник переправ.
— Пойти в Киев. Делать-то мне все равно ведь нечего.
Начальник переправ достал портсигар. Вынул папиросу.
Долго стучал ею по крышке. Наконец закурил.
— Будь вы боец какой-нибудь соседней части, мы бы с благодарностью вас послали, — ответил он. — Откровенно говоря, только вы и могли бы нас теперь выручить... Но вы не боец... Вы писатель... Представитель центральной прессы... И рисковать вами мы не имеем права... Нам его никто не давал.
— Я и прошусь не как боец, а как писатель, — сказал Аркадий Петрович. — Иначе я потом никогда себе не прощу, что упустил возможность побывать в Киеве перед самым вступлением в него немцев... А заодно разведаю обстановку.
— Если вы пойдете, мы вас, конечно, подождем, — сказал начальник переправ. — Но ведь может случиться и такое: только вы ушли — с тыла ударят танки...
— Понимаю... Но ведь другого выхода сейчас нет?
— Другого выхода нет.
— Я пошел собираться.
Гайдар принес шинель, запасные обоймы к «ТТ» и несколько лимонок.
Гранаты и обоймы разложил по карманам брюк. Достал из кобуры, проверил и опустил в карман шинели пистолет. Затем раскрыл и вынул из своей сумки три тетради. Две сунул в широкие голенища своих сапог. Третью спрятал, как мальчишки прячут, под гимнастерку за пояс.
— Я готов, — сказал Гайдар.
— Подойдите, пожалуйста, сюда, — попросил его Белоконев и развернул карту. — Вот наш мост. Если придется его взорвать, то здесь, в северной части города, вас будет ждать катер... Один катер у нас еще остался.
— На всякий случай простимся, — ответил Гайдар. И трое почти незнакомых людей обнялись. — Если все-таки я не вернусь... ни сюда... ни к тому месту, где будет ждать катер, доложите при случае в Москву, что я остался в Киеве.
И он вышел. С КП видели: по мосту, а потом по дороге быстро шагал человек.
Прошел час... Два... Четыре... Шесть...
Гайдар не появлялся.
Совсем стемнело. Там, за рекой, неизвестной теперь жизнью жил полупустой город. И в долгом отсутствии Гайдара мерещилось что-то тревожное и недоброе.
И если поначалу весь маленький гарнизон моста с нарастающим нетерпением ждал его прихода, то сейчас вера в то, что ему удастся вернуться, становилась все слабей...
Гайдар вынырнул из темноты в нескольких метрах от дозорного, охранявшего мост. Шинель на нем была распахнута.
И хотя он устал и заметно было, как осунулось его лицо, выглядел он бодрым и даже довольным.
— Наших в городе нет, — доложил Гайдар, переступив порог командного пункта. Он подошел к столу, где лежала карта. — Я был вот здесь, в Голосеевском лесу, потом прошел сюда, сюда и сюда... Везде окопы наши пусты. Спрашивал всех, кого встретил. Наших, отвечают, нет. Ушли... Немцы не появлялись пока тоже... Так что...
— Так что, — заключил начальник переправ, — можно взрывать.
— Так что, — повторил Гайдар, — можно взрывать...
Аркадий Петрович снял шинель. Сел на лавку. Больше
всего ему хотелось сейчас уснуть.
* * *
Гайдар был одним из последних наших солдат, покидавших Киев. Каким он увидел этот любимый им с детства город, как выглядели люди, которых он встречал, о чем они его спрашивали, о чем просили, может быть, думая, что это разведчик возвращающихся наших частей, что отвечал и что обещал он им, — поведать об этом могут только тетради Гайдара, в которых он записывал, которым доверял все, что узнал в те трагические дни...
* * *
Взрыв был назначен на утро. На рассвете к мосту опять потянулись беженцы.
— Немцы! — повторяли они.
Переправа снова опустела. Командиры долго всматривались в бинокль, не спешит ли к мосту на другом берегу кто еще. Никого не было. Бойцы, в последний раз проверив, всё ли в порядке, отошли в укрытие.
Начальник переправ повернул рукоятку. Но этого уже никто не видел. Все смотрели в сторону реки. Громадный, дотоле недвижный мост вдруг, будто от боли, вздрогнул. Настил и фермы его медленно приподнялись, как приподнимается живая грудь, замерли и затем бессильно опустились вниз, в Днепр.
Книга Бориса Николаевича Камова создавалась на протяжении почти двух десятилетий. Это — наиболее полное жизнеописание А. П. Голикова-Гайдара. Помимо общеизвестных фактов, автор сообщает о множестве драматических событий, о которых невозможно было рассказать до перестройки и в период разгула «солоухинщины».Автор поставил перед собой задачу: выяснить, насколько справедливы обвинения в преступлениях, будто бы совершенных А. П. Голиковым (будущим писателем А. П. Гайдаром) в годы Гражданской войны. С обвинениями такого рода с конца 1980-х гг.
Повесть о солдатском и писательском подвиге А. П. Гайдара в 1941 году на фронте и в партизанском отряде; о поиске его сумки с рукописями и дневниками, которая пропала после его гибели; о боевых товарищах писателя. Повесть-поиск «Сумка Гайдара» продолжает и дополняет уже известную книгу того же автора — «Партизанской тропой Гайдара».
В повести автор рассказывает о службе Аркадия Голикова, будущего писателя Аркадия Петровича Гайдара, в Хакасии в 1922 году, о его единоборстве с неуловимым атаманом Соловьевым (поединку был посвящен известный фильм «Конец «императора тайги»). Когда Голиков по болезни был уволен из армии, он решил испытать свои силы в литературе.
Повесть о детстве и боевой юности Аркадия Голикова — будущего писателя Аркадия Петровича Гайдара, о том легендарном периоде его жизни, о котором А. П. Гайдар сказал: «Это была обыкновенная биография в необыкновенное время».
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.