Партизанская богородица - [49]

Когда перемыли посуду после обеда, Палашка насмелилась подойти к сидевшим в штабной избе Бугрову и Брумису.

— Долго нету наших-то... Послать бы кого за имя?..

Бугров, внимательно слушавший Брумиса, строго посмотрел на встревоженную Палашку.

Брумис успокоил.

— Не близко до Коноплева. К ночи вернутся.

— Я пойду навстречу? — попросилась Палашка. — Может, лежат где раненые...

— Надо будет, пошлем, — сказал Бугров.

Палашка ушла в запечье, легла ничком на лавку. Катя накинула полушалок, уселась с книжкой на крыльце. Пыталась заставить себя читать.

Прошел еще один неимоверно длинный час. Нежаркое сентябрьское солнце заметно склонилось к закату. Катины мысли прервал глухой размеренный конский топот.

На легкой рыси подъехал верховой в крестьянской одежде.

— Здесь штаб Приангарского отряда?

Получив утвердительный ответ, спрыгнул с лошади. И по тому, как ловко он это проделал, Катя поняла, что обманулась, приняв его по окладистой русой бороде за пожилого человека.

Бородач привязал коня за скобу, вбитую в притворный столб.

Оглядел Катю внимательно, не шибко ласковым взглядом.

— Командир отряда Бугров здесь? — И вперед Кати прошел в избу.

Не доходя три шага до вставших ему навстречу Бугрова и Брумиса, доложил:

— Делегат Мухинской волости Красноштанов.

— Получили наше обращение? — спросил Брумис, когда все трое уселись за стол.

— По этому делу и приехал, — ответил Красноштанов.

— Что же один? — спросил Брумис. — Или перевелись мужики в Мухинской волости?

— Об этом и надо поговорить.

— Поговорить... — проворчал Бугров. — Однако, пора разговоры кончать, за дело браться!

— Не понужай, товарищ командир, — спокойно, но твердо возразил Красноштанов. — Разговор у меня сурьезный. Тут надо разобраться. Начальников шибко много развелось. Слыхал, поди, пословицу: на одних подметках двум царям не услужишь...

Бугров грубо перебил его:

— Царя давно порешили, а советская власть одна!

— Вот нам одну и надо! — Красноштанов расстегнул верхнюю пуговицу кафтана, достал из-за пазухи несколько бумаг. Отыскал нужную, положил на стол: — Ваша?

Брумис кивнул:

— Наша.

— ...Вот из штаба Шиткинского фронта. Вот приказ капитана Белоголового. Ну, это не в счет. А вот седни получили. Написано тоже от штаба вашего отряда, а подпись другая: Вепрев. И место указано другое. Вот и рассуди, какую бумагу исполнять?

— Как же вы рассудили? — спросил Брумис.

— А ты как бы рассудил? Ни одну не исполнять. Пока порядку не будет. На сходе так порешили. Организовать свой отряд. Оборонять свою волость.

— На фронте был? — резко спросил Бугров.

— Два года.

— Так какого ты черта хреновину порешь! — вскипел Бугров, — Надолго твоего отряда в одиночку хватит! Беляков надо одним кулаком бить, а не на усобицу.

— А я что говорю! У белых своя власть. По Сибири — Колчак, в Иркутске — губернатор, здесь, на Ангаре, — капитан Белоголовый. А у нас? — он сплюнул в досаде. — Никто никого не признает. В каждой деревне свои порядки. В каждом отряде свой начальник. — И решительно, словно отрубил: — Нам своя власть нужна!

4

Бугров за вечер выкурил полный кисет самосада. По горнице, тускло освещенной мигающим пламенем коптилки, ходили волны сизого вонючего дыма.

— Хоть девок пожалей, — говорил Брумис, кашляя с надсадой и отмахиваясь обеими руками.

— Пущай привыкают к солдатской жизни, — отвечал Бугров и заряжал наново свою трубку.

Сергей, Санька и Семен Денисыч вернулись в отряд далеко за полночь.

Палашка и Катя, конечно, только делали вид, что спали, но выбежать навстречу не решились — застеснялись Брумиса и особенно Бугрова.

— Загуляли вы, однако, ребята, — сказал Бугров. — Я уже наутро конную разведку отрядил, выручать вас.

— Загуляешь с таким игуменом! — кивнул Санька в сторону Сергея, — Повстречался ласковый хозяин, да и то без проку.

Сергей рассказал подробно про то, как их принял Чебаков, и про то, как жаловался на партизан коноплевский староста.

— Одно к одному, — сказал Бугров, выслушав Сергея. — Ну, добро, отдыхайте. Мы с Владимиром Янычем еще малость потолкуем.

— Выходит, правильно мы с тобой решили, — сказал Бугров Брумису, когда они остались вдвоем. — Только так, а не иначе. До Москвы не достанешь. Колчак загородил. А без советской власти нам нельзя. Чего молчишь, вроде засомневался?

— Какие могут быть сомнения? Решили правильно.

Но Бугров почувствовал, что какая-то невысказанная мысль тревожит Брумиса.

— Нет, ты скажи, что у тебя на уме.

— Откровенно?

— А то как? Еще мы с тобой в прятки станем играть!

Брумис пристально посмотрел прямо в глаза Бугрову.

— Скажи... по совести... Сам ты сможешь подчиняться власти, которую мы создадим?

— Своей-то власти!

— В том и дело, что своей. А что если в трудную минуту скажешь: «Моя власть. Сам ставил, сам сниму...»

Бугров помрачнел.

— Обидно говоришь!.. Нет, Владимир Яныч, зря подумал. Я за то и воюю, чтобы своей власти подчиняться!

Как же человеку не верить

1

Рубцов умело расположил оба своих пулемета. И патронов, видать, у него было в достатке. Как только партизанская цепь поднималась в бросок, ее тут же ружейным и пулеметным огнем прижимали к земле.

Трофим Бороздин уже третий раз подымал бойцов в атаку, но ни разу, ни одному не удавалось добраться до кривой березы с оголенной сухой вершиной, за которой пролегала небольшая ложбина, где можно было скопиться для следующего броска.