Партия или Мафия? Разворованная республика - [12]

«Сволочь, — Ахундов сжал кулаки. — Из грязи вытащил в люди. Инженеришка, сексот…»

В Москве, по-видимому, поняли, что без Ахундова не обойтись, вызвали и… наградили. Это был его первый орден Ленина. «Брежнев — не Хрущев, конечно. Масштаб не тот». Но оказалось — работать можно. Спасибо Цуканову — он уговорил Брежнева, возвращавшегося из Ореанды, заехать в Баку. В то лето 65 года в Набрани, а затем на Гёй-Гёле, Ахундов вновь обрел уверенность. Они с Брежневым были в горах, купались в Каспии… Брежнев был сердечен и откровенен: «Трагедия Хрущева — крайность: он балансировал на грани допустимого и тем создал в стране аварийную ситуацию… Наш подход: осмотрительность и надежность, никаких прожектов, меньше реформ. Только так мы сможем, дай бог лет через десять, не спеша, двинуться вперед. Но без скачек — ни догонять, ни перегонять никого не будем… Республикам — развязываем руки: делайте, как понимаете, — на месте виднее. Важно не навешивать на Москву проблемы… Спокойно, Вели Юсупович, значит — хорошо…»

В Брежневе, как заметил Ахундов, уживались две крайности: грубость и крикливость с робостью, со склонностью к депрессии, ищущей выхода в запое… Прощаясь, он посоветовал Ахундову: «Тихо работайте с вашими коллегами — Искендеровым и Алихановым».

Но «тихой» работы не получилось: Ахундов догадывался — против него изнутри ведется подкоп. Цуканов несколько раз пересылал ему записки Алиханова и Искендерова к Брежневу. Формально в них были отчеты о засухе, о падеже скота, кое-что о возможном или вероятном выполнении плана. Писалось очень осторожно, но в каждой строке — намек на негибкость, неоперативность Ахундова, вернее, даже не его, а ЦК Азербайджана. Но кто же не понимал, что ЦК — это Ахундов?

Искендеров все чаще бывал у Подгорного па президентской даче, Алиханов был принят дома у Косыгина. Несложно догадаться, сколько им это стоит.

С каким наслаждением Ахундов поведал бы Брежневу о «милых» забавах Искендерова: ежегодно тот как председатель Президиума Верховного Совета Азербайджана своей властью миловал уголовных рецидивистов — кого по болезни, кого по старости, по всегда по четкому тарифу: 100 тысяч за свободу. Алиханов умудрялся перепродавать места тем, кто их уже однажды купил. Мелко. Несолидно. Искендеров — гомосексуалист, подбирает себе в помощники молоденьких мальчиков. Алиханов питает страсть к проституткам. Кто же не увлекался? Но он выбирает самых грязных и старых. Второй гостевой дом ЦК КП Азербайджана постоянно ими забит: из Таллина, из Москвы, из Ленинграда, но больше почему-то из Одессы…

Ахундов, пожалуй, согласился бы отказаться от секретарства — лишь бы насладиться позором Алиханова и Искендерова. В воспаленном воображении он представлял, как Искендеров смещен, еще лучше — назначен председателем сельсовета в убогий Саатлинский район, где нет воды, электричества; а Алиханов лишен научных степеней за плагиат, исключен из партии, работает управдомом в Сумгаите… Почему в Сумгаите? Ахундов питал острую неприязнь к этому городу-спутнику Баку, грязному, состоящему из нескольких тысяч стандартных пятиэтажных бетонных коробок. Город всегда голодный — электрички, идущие в Баку, заполнены мешочниками: интеллигентного вида молодыми людьми, как правило, в очках, с огромными, (в обхват три метра) рюкзаками из простынь и тяжелыми чемоданами — таких Ахундов не видел с войны: деревянные, окованные железными обручами, изнутри оклеенные обоями.

Мертвый город — на заводах, фабриках, в учреждениях, научно-исследовательских институтах, школах Сумгаита работали и учились 300 тысяч человек, а жили постоянно менее трети. Остальные после окончания рабочего дня устремлялись из города.[14] Возможное ли в СССР дело — пустовали квартиры! Неприветлив Сумгаит вечером: темень, плохо мощеные дороги, истошный пьяный мат из открытых окон. Преступность в Сумгаите была самой высокой в Советском Союзе. В три раза больше, чем в соседнем Баку.

Хулиганство. В течение 1968 года было зарегистрировано рекордное количество ложных вызовов пожарных команд: 210. В мае 69 года учащиеся во внеурочное время проникли в среднюю школу номер 4, разбили 18 различных музыкальных инструментов, разгромили кабинеты, сожгли учебные журналы и пособия. В течение одного только 69 года в Сумгаите было разбито 13 тысяч оконных стекол, 108 тысяч электролампочек, подожжено и разбито 118 автомашин.

В письме в редакцию республиканской газеты «Коммунист» 29 апреля 71 года преподаватель школы рабочей молодежи номер 2 писал: «Из страха перед учениками боимся выходить по вечерам одни на улицу. Не решаемся задерживаться в школе, не ставим неудовлетворительные оценки».

«Когда я на уроке, — рассказывала преподавательница той же школы Ольга Н., — я чувствую себя словно среди врагов». (Из заявления в ЦК КП Азербайджана 7 декабря 1971 года). Учительница была идеалисткой — добровольно вызвалась работать в вечерней школе. Считала — рабочих необходимо приобщать к культуре. Три школьника — ударники коммунистического труда на Сумгаитском шинном заводе — затащили молодую преподавательницу после уроков в подсобную комнату и изнасиловали. Класс молчаливо подбадривал «озорников». Никто — в классе 29 учащихся — не вступился за учительницу. Это одно из 176 изнасилований в Сумгаите, зарегистрированных в 1971 году.