Паршивая овца - [173]

Когда я пришел в контору, то увидел, что, судя по лампочке автоответчика, мне никто не звонил. В почтовый ящик никто не бросил даже счета. У меня возникло чувство, что я вычеркнут изо всех бумаг. Единственным, что подтверждало мое существование, оставался грозный взгляд с небес. Может, Бог ждал от меня подвигов. Или, и это скорее всего, давно поставил на мне крест. Как и все остальные.

Если разобраться, то у меня — были все причины для такого поганого состояния. Мне не очень-то удалось добиться успеха за последние дни. Меня огрели по голове, почти сожгли, я нашел труп — и не был особенно полезен Сирен и Александру Латору.

Я подумал о Латоре — где он сейчас находится? Или, может, он все-таки решил подчиниться правилам и уже давно уехал из страны?

Может быть, я так никогда и не узнаю ответа.

Собственно, первоначально речь шла о трех совершенно разных делах. Но в смерти Хенрика Бернера, судьбе Сирен и проблемах Александра Латора было общее. Я все время натыкался на одного и того же человека — Бернера. В отеле Бернера я встретил Сирен. Там же работал Латор и получил коленом под зад, и именно им управлял брат Хенрика Бернера — Карл.

Настало время нанести еще один визит в «Финансовое акционерное общество Бернера».

Я поднимался на двенадцатый этаж в обществе своей старой знакомой — пальмы — и двух японцев в темных костюмах и светлых плащах. Никто из нас не произнес ни слова. Они вышли на два этажа раньше меня.

Когда я вышел на двенадцатом этаже, за столом Кари Карсте сидела другая женщина. Черноволосая, с проблесками крашеных светлых перьев, одетая во все коричневых и хаки тонов, как будто сразу же после работы она собиралась отправиться на сафари.

Я подошел к ней и спросил о фрекен Карсте.

— Она больна сегодня. Может быть, я могу вам помочь? — И улыбнулась, как будто в самом деле именно этого и хотела.

— Наверняка. Что-нибудь серьезное?

Она холодно взглянула на меня.

— Этого я не знаю. Что-нибудь еще?

— Да. Бернер у себя?

— Да, но он занят. У него переговоры.

— С кем?

— С сыном.

— Карлом?

Она кивнула.

— Да, Карлом Бернером.

— Это меня устраивает. Даже более чем. Мне нужно поговорить с ними обоими. — И с этими словами я направился к двери кабинета Иоахима Бернера.

— Но вы не можете так… — Она вскочила с места.

— Не могу? — переспросил я, не останавливаясь, но одновременно не упуская ее из виду. Никогда не знаешь, чего ждать от таких секретарш. Некоторые из них являются обладательницами черного пояса и могут уложить на ковер раньше, чем вы успеете сказать «Кья!». При других обстоятельствах я не имел бы ничего против, чтобы она уложила меня на спину, но не здесь, перед дверью кабинета Иоахима Бернера в духе царя Соломона.

Но либо у нее не было черного пояса, либо она посчитала, что ей не успеть добежать до меня. Вместо того чтобы встать на защиту двери, она кинулась к телефону.

Я не стал слушать, что она там имела сообщить. Я постучался, открыл дверь и вошел.

Карл и Иоахим Бернеры удобно расположились напротив друг друга за массивным письменным столом. Оба удивленно воззрились на меня. Похоже было, что никто до меня не пробовал войти к ним, не испросив сначала высочайшего позволения. Мой поступок был им в диковинку.

— Чтоб тебя черти драли! — выругался Карл.

Иоахим выразился чуть более мягко:

— О черт!

После чего Карл поднялся, и мы принялись мерить друг друга взглядами.

Может быть, приемы карате знал именно он. Во всяком случае, выглядел он для этого довольно спортивным, в темной рубашке с расстегнутым воротом, коричневых брюках и легких туфлях.

Его отец одет был более респектабельно — в серый костюм с неярким серебристым галстуком. С серым цветом отлично гармонировали темно-коричневые начищенные туфли.

— Что это значит, господин… э-э…

— Веум, — услужливо подсказал я.

— Скандалист. Сейчас я вышвырну его вон, — предложил Карл Бернер.

— Не торопись — ведь под рукой нет коммерческого директора, — отпарировал я. И, глядя поверх его плеча, обратился к Иоахиму. — У меня есть для вас важное сообщение, господин Бернер.

— Какое именно? — вопросил старикан.

— Это касается деятельности борделя вашего сына.

— Что?

Карл Бернер подскочил ко мне и занес руку для удара. Но я был занят отцом и поэтому просто перехватил ее.

— Прекрати свои штучки, Карл! — приказал отец.

Я посмотрел на Карла Бернера. Он побагровел, вены на висках набухли кровью. В глазах я прочел себе смертный приговор. Он прошипел:

— Ты еще пожалеешь об этом, Веум!

В этот момент Иоахим поднялся из-за своего письменного стола, и сразу стало ясно, кто здесь хозяин.

— Я сказал: прекратить! Сядьте! Оба!

Прошло не более двух секунд, после чего мы, как два провинившихся школьника после драки на школьном дворе, подошли и сели, со страхом ожидая нагоняя от директора.

Инициатива была в руках у Иоахима Бернера. Этот тип я хорошо знал: он привык к бурным собраниям акционеров и заседаниям правления по поводу падения курса акций. Разница между ним и сыном была того же свойства, что и разница между норвежским крепким черным кофе и итальянским пахнувшим корицей капуччино. Внезапно я понял, что присутствую при встрече двух поколений капиталистов: поколения тяжелого времени и поколения легких хлопчатобумажных костюмов. Поколения, привыкшего к лишениям и готового к борьбе, как лыжник в забеге на длинной дистанции на соревнованиях Чемпионата мира на Холменколлене, и поколения с нарочито небрежно уложенными крашеными волосами. Черный «мерседес» и белый «порше». Гранит и фарфор.