Паршивая овца - [171]

23

Кари Карсте жила в одном из переулков, выходящих на улицу Нюгордсгатан в отреставрированном угловом доме конца прошлого века. Хотя это и был самый центр, благодаря горе, на которой располагался переулок, шум от транспорта сюда почти не долетал. Кроме того, было уже почти одиннадцать, понедельник, ноябрь, и даже у лунатиков наверняка в это время не возникло бы желания высунуть нос на улицу. Да и автомобили по центру проезжали очень редко.

На другой стороне улицы строили новый дом с огромными окнами, который будет выделяться среди старых особняков, как лягушка в гнезде ласточки.

Я нажал кнопку домофона и через секунду услышал голос Кари Карсте. Я назвался, после чего раздался щелчок открываемого замка.

Я открыл дверь, и тихое завывание сигнализации тут же прекратилось.

Я очутился в старинном холле, обезображенном современной отделкой стен бетоном и освещенном, как операционный зал. Контраст по сравнению с модерном фасада был ужасающим. Не говоря уже о полном отсутствии вкуса. Придерживаясь за окрашенные в черный цвет перила, я поднялся на третий этаж, где на пороге своей квартиры, открыв того же черного цвета дверь, стояла Кари Карсте.

— Ты точен, — только и сказала она вместо приветствия.

— Это нельзя назвать привычкой, — ответил я.

Вслед за ней я прошел в прихожую, автоматически отметив приятный коричневый цвет обоев и линолеума. На одной стене висели четыре маленьких «картинки, представляющих один и тот же пейзаж в разные времена года. Напротив была прибита пробковая доска для записок и других бумажек, на которую Кари Карсте кнопками прикрепила фотографии семьи и друзей, открытки, неоплаченные счета, рекламные проспекты, значки и всякие мелочи.

Она показала мне шкаф, где я мог повесить свой плащ между ее шикарным шерстяным пальто и не менее дорогой шубой.

На мгновение мы растерялись. Я не знал, куда идти дальше, а она — о чем со мной говорить. Наконец она выдавила:

— Скажи… Чем ты, собственно, занимаешься? Я так и не поняла.

— Позволь представиться — Варг Веум. Друг Алекса, скажем так. Во всяком случае, я пытаюсь ему помочь.

— Скажем так?

Я кивнул.

— Частный сыщик.

Она фыркнула, как будто не поверила мне. Затем провела в гостиную.

Как и в большинстве домов подобного типа, в этой комнате была тень прошлого, которую не мог прогнать даже самый яркий солнечный день. Но Кари преобразила комнату, поставив в нее светлую мебель янтарного цвета, постелив на пол во всю площадь комнаты огромный ковер, поклеив стены светло-розовыми обоями и повесив на них в золотых рамах светлые абстрактные картины, выдержанные в бело-терракотово-бежевой гамме.

Она была одета по-домашнему в голубые джинсы и большой темно-синий свитер. Одежда еще больше подчеркивала искусственный рыжий цвет ее волос. Кроме того, она сняла очки, и я смог разглядеть ее глаза — голубые и чуть близорукие. Ее имидж невинной соблазнительницы усиливала умело наложенная косметика.

Она производила впечатление. Во всяком случае, по спине у меня пробежали мурашки.

— Садись, — пригласила она, указав на кресло у журнального столика.

Я принял приглашение. На столе уже одиноко стояла кружка с чаем, но мне она ничего не предложила.

— Так что насчет Алекса? — подчеркнуто деловым тоном спросила она меня.

— Ты знаешь, что у него в гостиной стоит твоя фотография?

Она на секунду отвела взгляд в сторону и усмехнулась.

— Меня это не удивляет. Он очень хотел ее получить. Для меня же это был… — Она явно подыскивала нужное слово, — …жест.

Я кивнул.

— Угу, жест. Так как же вы познакомились?

— Я… ходила на один курс лекций в университете. Я чувствовала себя чужой среди студентов. Из-за разницы в возрасте. Он же был не в своей тарелке из-за… да. Так мы познакомились. И подружились.

— По-настоящему?

Она не смотрела мне в глаза.

— По-настоящему? Он очень милый. Открытый и дружелюбный, совершенно по-другому, чем это принято у нас в Норвегии… И одновременно он… Он спокойно относился ко всему, что с ним происходило. Не жаловался. Когда произошел скандал в его комнате, где жил еще один студент, в общежитии на Фантофт, на Алекса свалили всю вину и выставили. И он даже не стал возражать.

— Он что — фаталист?

Она пожала плечами.

— Может быть. Что-то в этом роде. Всегда всем и всему верил. Выполнял просьбы всех студентов, всегда во все влезал…

— Добрая душа, другими словами?

— Да, он такой! — взорвалась она. — Тебе не стоит иронизировать. Добрая душа. Я чувствовала своего рода привязанность к нему. И он никогда не навязывался, не предлагал себя, скорее, наоборот.

Я сосредоточил все свое внимание на ее лице.

— Как близки были ваши отношения?

Она даже не моргнула.

— У нас не было никаких отношений. Во всяком случае, таких, какие ты имеешь в виду.

— Я ничего не имею в виду.

— Мы просто друзья. Иногда это именно то, что…

Она со стуком поставила на стол свою кружку.

— Но какое право ты… Почему ты задаешь мне эти вопросы?

— Потому что Алексу не продлили визы. — Я посмотрел на часы. — Действие его визы заканчивается через сорок минут.

— Но где он сам?

— Ты не разговаривала с ним в последние дни?

— Нет. — Она сосредоточенно смотрела прямо перед собой. — У меня было столько всяких дел… Нет, вот уже несколько месяцев.