Паровоз из Гонконга - [18]

— Да, товарищ, да! — радостно вскричала Людмила. — Заждались!

— Как это заждались? — удивился жук-бомбардир. — Это я вас жду на выходе, думаю — не прилетели, хотел уже уезжать. Эни траблз? Какие-нибудь проблемы? Паспорта позабыли, визы не проставлены?

— Да вот, — заторопилась Людмила, — анкеты не может заполнить, и холодильник куда-то пропал.

— «Морозко»? — деловито поинтересовался разбойник. — Зря привезли. «Морозко» — для Заполярья.

— Нет, почему же, — возразила Людмила. — У нас «Смоленск».

— «Смоленск»! — восхитился парень. — Н-не кисло! Который раз выезжаете?

— Первый, — застенчиво, как гимназистка, призналась Людмила и потупила синие глазки.

И Андрей, с неприязнью глядя на жука-бомбардира, ни с того, ни с сего друг вспомнил о Розанове и начал медленно заливаться краской.

— Тогда давайте знакомиться, — голосом деревенского ухажера сказал он. — Игорь, фамилия Горощук, можно просто Игорь Валентинович. Я не гордый. Значит, так. Холодильник я вам отыщу. А за это абонирую у вас место в морозилочке, все равно вам покамест нечего класть, а у меня печенка по чужим квартирам мотается. Аккорданс? Аккорданс. И анкету сейчас нарисуем, какой разговор. Уот конверсэйшен?

Он оглянулся, помахал рукой, подошел таможенник, и они заговорили по-английски так быстро, что уследить за их речью было невозможно. Андрей понял только то, что чиновник называл с неправильным ударением, получалось «Егор».

— С холодильничком прокол, — сказал, наконец, Игорь. — Не приехал сегодня ваш «Смоленск», просил передать, что днями будет.

— Как же мы?.. — закручинилась Людмила.

— Ничего, недельку перекантуетесь, я семь месяцев, как птеродактиль, без холодильника жил. Что попало в клюв — тут же глотаю и на лету перевариваю. Главное — картоночку не потеряйте, без шереметьевской картоночки здесь ничего не докажете. Внутри-то, небось, болезная? Или что скоропортящееся? Не завоняет на всю Москву?

— Колбаска там, копченая, — призналась Людмила.

— А, копченая — тогда ничего. Капитально подготовились, молодцы. Игорь Горощук обращался к Ивану Петровичу, но отвечала вместо него Людмила. Иван Петрович, обескураженный неудачей с анкетами, виновато улыбался и молчал.

— Дальше действуем так, — командовал Игорь. — Сгущенка при себе имеется? Баночку… нет, две баночки вот этому Ждону, — он показал на таможенника, — и тащите свои баулы на крыльцо. Ничего вскрывать не надо, это наш друг, — Игорь пожал чиновнику руку, — он знает, что мы контрабанды не возим. Тронулись!

— Спаситель вы наш! — умиленно сказала Людмила.

6

Широко застекленный автофургон шустро бежал по извилистому шоссе среди пашен, огородов и растрепанных рощ. Ветер дул в раздвижные окна, горячий, как из печки, и, соответственно, пах сухой печной глиной. Пашни-огороды, разделенные кривыми межами, для пашен были слишком малы, для огородов — велики. Вдоль дороги стояли не дома, не сараи, даже не шалаши, а совершенно звериного вида жилища, кое-как собранные из обрезков ржавой жести, кусков картона, гнилых досок, дикого камня и сухого тростника. Темнолицые люди, одетые серые отрепья, стояли у обочины и глядели на проносившиеся мимо машины с таким жадным вниманием, как будто кого-то ждали. Они и не подозревали, что мимо них в высоком и узком, как карета, фургончике «Мазда» едет тот, ради кого они возникли из небытия… может быть, для того лишь возникли, чтобы тут же растаять в клубах рыжей пыли у него за спиной.

— Это город, Батя? — вертя головой, спрашивала Анастасия. — Мы здесь будем жить?

— Да сиди ты спокойно, — сам тревожась, отвечал он, — это так, бидонвили.

— Ишь ты, бидонвили, — хмыкнул, не оборачиваясь, сидевший рядом с водителем Игорь Горощук. — Грамотных пиплов стали делать.

За рулем был местный шофер, плутоватый парень по имени Филипп, на руке у него красовались советские часы, куртка на плечах, некогда красная, выгоревшая до белизны, была тоже нашего производства. Но от этого темнокожий Филипп казался еще чужеземнее. Игорь предупредил, что лицо этого парня надо хорошенько запомнить: он будет каждое утро возить Ивана Петровича в университетский кампус.

— Машинки все одинаковые по городу бегают, упаси бог перепутать. Один наш заехал в запретную зону — и в двадцать четыре часа.

— А мы на курсах пятерочку получили, — сообщила Людмила и погладила мужа по плечу.

— Ох, мам-ма… — простонал Андрей, передернувшись, как от приступа зубной боли.

И Горощук, словно впервые заметив его присутствие, обернулся и поглядел на него сквозь свои очки жука-бомбардира.

— Что с тобой, любезный? — спросил он. — Живот?

Андрей ничего не ответил. В левом углу рта у Игоря зубы были какие-то синие, как будто он ел чернику… только вряд ли черника водится в этих краях. Сосредоточившись на этой подробности, Андрей сумел удержаться и не покраснеть. С такими весельчаками, как Игорь, нужно ухо держать востро. Внутреннего времени у них достаточно, сами с собой они живут очень дружно, вот от безделья и начинаете перебор вариантов: отчего же это малец покраснел? На что отреагировал?! Ах, на живот? А что, интересно, такое у него с животом? И давай на все лады пробовать, кстати и некстати вставляя «живот, животик, животинка», и лукаво приглядываться… Что самое противное: поняв ход примитивной мысли, и в самом деле начинаешь дергаться и корчиться, реагируя на эти экзерсисы, то-то радость добровольному исследователю он готов скакать и петь, как ребенок…