Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [94]
Не имевший недостатка в осведомителях кардинал также приходит к выводу: против него составлен настоящий заговор.
Он заметил активизацию тех парламентариев, которые хотели бы отнять регентство у Анны и передать его Гастону Орлеанскому; в этом случае первым министром стал бы фаворит Гастона аббат Луи де Ларивьер (1595–1670). Год назад, в дни опасной болезни Людовика XIV, когда перспектива перемены регента выглядела реальной, Мазарини пообещал Ларивьеру выхлопотать для него в Риме кардинальскую шапку — и было похоже, что аббат уже начал терять терпение.
Но не отсюда исходила прямая угроза. Кардиналу вскоре становится ясна фигура главного организатора заговора. Это его бывший союзник Шавиньи, питомец Ришелье — тот самый, кого он в 1643 г. спас от полной опалы, сохранив в составе Узкого совета в качестве «министра без портфеля». Шавиньи поддерживает тесные связи с герцогом Лонгвилем и коадъютором Гонди. Настроения герцога, губернатора Нормандии и мужа сестры Конде, внушают большие опасения, о его недовольстве кардиналу аккуратно доносит секретарь Лонгвиля Бенжамен Приоло.
Но кроме того, Шавиньи удалось завязать тесные связи с группой особо недовольных парламентариев.
Они собираются на дому у советника Большой палаты парламента аббата Пьера де Лонгея, опасного и решительного интригана, который имеет большое влияние на упивающегося своей славой Брусселя. В ту же группу входит друг Шавиньи, президент одной из апелляционных палат Пьер Виоль, в свое время безуспешно пытавшийся занять должность личного канцлера королевы. Шавиньи часто навещает эти сходки, он вообще стал очень активным, «наносит сотню визитов в день»[562] и, похоже, всерьез метит на место первого министра. Предполагается, что один из оппозиционеров (может быть, даже сам Бруссель) на общем заседании парламента предложит просить королеву привести в действие парламентское постановление 1617 г., запрещавшее иностранцам участвовать в управлении Францией. Правда, оппозиция сейчас в меньшинстве, но кто знает, как отнесется народ Парижа к столь популярному лозунгу?
А пока бывший друг усиленно распространяет нелестные для первого министра слухи. Иезуит о. Полен, духовный отец тестя Шавиньи, счел необходимым довести до сведения Мазарини, ссылаясь на разговор со своим подопечным: о кардинале говорят, что именно он горячо побуждал (échauffé extrêmement) королеву арестовать Брусселя, тогда как Шавиньи всегда был против этой операции. «Особенно замечательно, — пишет в блокноте Мазарини, — что никто более месье де Шавиньи не побуждал королеву принимать ее решение», он ставил ей в пример энергичное поведение покойного Ришелье; он даже предупреждал несогласного с ним кардинала, что тот может лишиться благосклонности регентши, если будет возражать против задуманной акции[563].
9 сентября Шавиньи неожиданно объявил о своем намерении в ближайшие дни выехать на две недели из столицы. Будущий первый министр как будто не хочет присутствовать при событиях, которые произойдут совсем скоро? Двор не может более медлить, если не желает, чтобы его отъезд из Парижа выглядел бегством.
Рано утром 13 сентября Мазарини вместе с королем выехали в Рюэль, бывшую загородную резиденцию Ришелье (на полпути между Парижем и Сен-Жермен-ан-Лэ). Анна задержалась в Париже еще на два дня: 15 сентября она, помолившись в церкви Кордельеров и посетив свой любимый монастырь Валь-де-Грас, спокойно выехала в Рюэль после обеда. Все это не внушало бы подозрений, если бы не нервозность некоторых министров: Сегье уехал рано утром 14 сентября вместо того, чтобы быть на назначенном им накануне заседании Большой канцелярии; Летелье поспешно выехал тогда же, не предупредив даже своего первого помощника по министерству. Стали покидать столицу придворные, стоявшие за непримиримое подавление оппозиции, во главе со старым маршалом д'Эстре, — и горожане не могли не заметить, что багаж у выезжавших очень велик, словно они боялись оставить в Париже свое имущество.
Все же предъявлять правительству претензии как будто не было оснований, и когда Виоль 15 сентября предложил в той апелляционной палате, где он был президентом, начать расследование против тех, кто увез короля из Парижа, он не был поддержан даже ближайшими коллегами.
Положение изменилось утром 18 сентября, когда был арестован Шавиньи; министра заточили в том же Венсеннском замке, губернатором которого он до этого являлся. Затем приказ о ссылке в его беррийские земли получил Шатонеф: после Дней Баррикад надежды бывшего хранителя печатей вернуться к власти явно оживились, и Мазарини надо было свести с ним старые счеты.
Случись это до отъезда двора из Парижа, парламентское большинство не стало бы беспокоиться о судьбе приспешника Ришелье, не имевшего к тому же никакой судейской должности. Но теперь, когда правительство оказалось в безопасном отдалении от столицы, этот арест возбуждал беспокойство: Мазарини задумал что-то недоброе и, понятно, для начала избавился от своего соперника. Что же будет дальше?
19 сентября с фронта вернулся принц Конде. На него рассчитывали обе противоборствующие стороны, хотя никто не мог точно сказать, какую позицию займет победитель при Лансе. Ясно было одно: пока он воюет с испанцами, правительство не может начать войну с Парижем. И вот полководец вернулся — новый повод для беспокойства!
