Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [89]
Между тем парламент, обсудив ситуацию, постановил: немедленно в полном составе отправиться в Пале-Рояль просить об освобождении арестованных и вернуться для обсуждения ответа; губернаторам провинций, куда могут быть высланы арестанты, быть в ответе за жизнь узников; расследовать вопрос о виновниках данного королеве «дурного совета».
(Впрочем, этот последний пункт, подумав, решили пока не вносить в регистр, оставив его «в уме», «in mente curiae», на случай, если парламент не получит удовлетворения).
Парламентарии объявили, что их заседания будут проходить ежедневно, с утра до вечера, без перерыва на праздники[537].
Около 11 ч. утра процессия двинулась в путь, не запросив предварительно королеву о разрешении на прием, что было явным нарушением обычая.
Ей пришлось пройти через восемь баррикад, и было видно, что «все выходы на поперечные улицы тоже были баррикадированы»; каждую баррикаду охранял отряд в 25–30 человек, «вооруженных всякого рода оружием»[538]. Горожане заверяли в своей преданности парламенту и желали парламентариям скорее вернуться вместе с освобожденным Брусселем (думали, что он все еще содержится в Пале-Рояле).
Первая реакция Анны на непрошенный визит почти всего парламента (она ожидала малочисленную депутацию) была крайне раздраженной. Плохо представляя себе, что творится на улицах, она заявила, что усмирить волнения — дело самого парламента, который сам их и разжег, «явившись в полном составе, дабы возмутить чернь»[539], «а если произойдет какое-нибудь несчастье, все члены парламента, их жены и дети ей за это ответят»[540]. После этого королева в гневе удалилась, но парламентарии не решались показаться народу со столь безоговорочным отказом, и министры, Мазарини и Сегье, предложили Моле и всем президентам Большой палаты задержаться для совещания. Регентша могла согласиться на освобождение арестованных только на самых жестких условиях, и они были поставлены: парламент должен отказаться от общих заседаний с обсуждением королевской декларации 31 июля, от всякого вмешательства в компетенцию Государственного совета, и кроме того (верх унижения!) отменить акт о Союзном договоре верховных палат, и даже принять специальное постановление «о недействительности всех своих акций, предпринятых со времени начала всех этих собраний»[541].
Моле был слишком хорошим дипломатом, чтобы оглашать столь раздражающие требования перед всем парламентом, и рядовые парламентарии — Лальман и Лебуэндр — услышали от него гораздо более мягкую версию условий возможного соглашения, которую и зафиксировали в своих мемуарах: в обмен на освобождение арестованных парламенту якобы предлагалось всего лишь отсрочить обсуждение декларации 31 июля и предложений ПСЛ до 12 ноября, дня его возвращения после осенних каникул (до начала которых оставалось всего десять дней)[542].
Чтобы не быть обвиненным в том, что он стал жертвой внешнего давления, парламент решил обсуждать поставленные перед ним условия у себя, во Дворце Правосудия. Пришлось идти обратно через те же баррикады, защитники которых всего два часа назад горячо приветствовали процессию. Но теперь настроение горожан изменилось: парламентарии возвращались без Брусселя. Далеко пройти им не удалось.
У большой баррикады на перекрестке Круа-дю-Тируар парламентарии были задержаны охранявшей ее ротой городской милиции во главе с ее капитаном, неким Рагне (он был купцом, торговавшим скобяными изделиями)[543]. Особо грубому обращению подвергся Моле: его называли предателем, хватали чуть ли не за бороду, ему угрожали пистолетом, думали было взять в заложники взамен Брусселя… Наконец, горожане решительно потребовали, чтобы судьи повернули обратно во дворец и без приказа королевы об освобождении Брусселя не возвращались; их удалось убедить, что при этом от имени парламента непременно должен говорить первый президент, и Моле отпустили. Пока происходило все это шумное разбирательство, некоторые парламентарии в испуге разбежались, среди них были почти все президенты Большой палаты (за исключением проявивших мужество Мема и Лекуанье); к счастью, кворум все-таки сохранился.
Неожиданное возвращение Моле с его коллегами в Пале-Рояль произвело сильное впечатление на министров. Стало ясно, что парламент может потерять контроль над событиями, и чтобы этого не произошло, нужно проявить уступчивость, отказавшись от унизительных требований. Своей тревогой поделилась с Анной и ее золовка, приехавшая во дворец Генриетта-Мария Английская: «Волнения в Англии начинались далеко не с таким размахом, и недовольные были не столь разгорячены и едины»[544].
Серьезные опасения внушало, видимо, и состояние духа охранявших дворец рядовых гвардейцев. Талон отмечает: «Солдаты Полка французской гвардии громко говорили, что они не будут воевать против горожан и сложат перед ними оружие»
