Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [87]
В пользу «мягкой» версии говорит одно важное обстоятельство. Сегье ехал не один — вместе с ним в карете были его брат Доминик (епископ Mo) и младшая дочь Шарлотта (в замужестве герцогиня Сюлли).
В парламенте им делать было нечего, и Дюбюиссон-Обнэ объясняет эту совместную поездку бытовыми соображениями: дочь просила отца подвезти ее, она хотела вместе с дядей епископом посетить монастырь при Нотр-Дам[519]. За этим актом благочестия могло стоять и нечто иное. Трудно представить себе, чтобы епископ Mo мог вступить на территорию парижского Архиепископства (а его диоцез подчинялся именно парижской архиепископии) без визита к его хозяину, коадъютору Гонди. Не означало ли это попытку двора возобновить контакты с коадъютором, столь некстати прерванные накануне? Во всяком случае, ясно одно — канцлер не взял бы с собой своих близких, если бы не считал поездку безопасной.
Итак, мы считаем соответствующей истине изложенную выше «мягкую» версию. Смягчение тактики правительства легко объяснить: ко времени отъезда Сегье до министров должны были дойти известия из ратуши о том, что просьба королевы уважена не будет, цепи в этот день не снимут.
Однако нужно упомянуть и о других, «жестких» версиях, тем более, что именно в них склонны были верить ненавидевшие канцлера парижане. В мемуарах главного гардеробмейстера короля маркиза Монгла сказано, что вечером 26 августа на совете у королевы было принято решение послать наутро в парламент Сегье с приказом о запрете общих собраний и обсуждения государственных дел, «обещая освобождение узников», если парламентарии проявят послушание[520]; тут уже речь шла не о предложении пойти на уступки, а о не подлежащем обсуждению приказе. (Решение, соответствовавшее оптимистическим настроениям при дворе в те вечерние часы — но утром оно могло быть пересмотрено.)
Еще более жесткой выглядит версия анонимной «Истории министерства кардинала Мазарини» 1668 г.: Сегье не только вез королевскую декларацию о запрете общих собраний, но и должен был приказать парламентариям вообще не заниматься делом о произведенных арестах (иными словами, даже их полная покорность не привела бы к освобождению репрессированных; Брусселю грозила участь покойного Барийона)[521]. А если покорность не будет проявлена? Д'Ормессон зафиксировал слух, что на этот случай у Сегье были полномочия вообще распустить парламент; о том же слухе пишет Моле: канцлер должен был распустить либо одни апелляционные палаты, либо весь парламент целиком; Рец называет даже место предполагавшейся высылки парламентариев (Монтаржи)[522].
За «жесткую» версию говорит тот факт, что первоначальный ответ Анны явившемуся в этот день в Пале-Рояль парламенту был выдержан в ультимативном тоне и содержал даже оскорбительные для верховного суда пункты, но можно предположить, что ужесточение позиции королевы было импульсивной реакцией на известия о смертельной опасности, которой только что подвергся канцлер Франции.
Карета Сегье въехала на Новый мост. Он хотел свернуть к парламенту по левому берегу Сите, по набережной Ювелиров, но именно там накануне шел бой с кавалерией Ламейрэ, дорога была надежно заграждена, и пропустить канцлера горожане отказались. Сегье, не настаивая, велел переехать Сену и повернуть по левобережной набережной Августинцев, чтобы проникнуть в Сите через мост Сен-Мишель. Но и на этом мосту были натянуты цепи, канцлера не соглашались пропустить даже пешим. Между тем вокруг кареты собиралась толпа.
Сегье сопровождал небольшой эскорт под командованием Пико, лейтенанта главного прево Франции. Сочтя положение унизительным, он велел своим подчиненным силой снять цепи, и это привело к столкновению с народом. Поднялся крик, что канцлер — «главарь воров», что его надо убить «и протащить по улицам как маршала д'Анкра (Кончини. — В.М.)». Пико был тяжело ранен и затем добит толпой[523]. Пока с ним расправлялись, канцлер с братом и дочерью успели добежать до особняка герцога Люина (на углу набережной Августинцев и ул. Жи-ле-Кер); слуги герцога еле успели спрятать их в какую-то каморку.
Свидетелем этого бегства стал Жан Лебуэндр, живший на набережной Августинцев. Он поспешил в парламент, объявил, что канцлера убивают, и услышал в ответ: «Ну и что?». Полное безразличие коллег к судьбе главы французской юстиции поразило молодого человека: «Они не обратили особого внимания на опасность, угрожающую месье канцлеру, и говорили, что их гораздо больше заботит опасность, которой подвергаются их преследуемые собратья»[524].
Сам Сегье, вспоминая через несколько дней о случившемся, говорил, «что за ним гналась не чернь, а добрые горожане (bons bourgeois) и что он даже многих узнал»; при том квартальный капитан городской милиции (бывший к тому же одним из подчиненных канцлеру королевских докладчиков), будучи извещен о происходящем, ничего не сделал для его спасения
