Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [88]
Взломав двери особняка Люина, «добрые горожане» заставили герцога выдать им ключи от всех комнат и принялись за поиски укрывшихся.
Некоторые говорили, что канцлера надо взять в заложники, чтобы обменять «на нашего дорогого заступника»; «другие, более жестокие — что его нужно разрубить на части и разослать куски тела по кварталам, чтобы их выставили на площадях»…[526] Сегье, шёпотом исповедавшись брату епископу, готовился к принятию мученической кончины. К счастью, слугам дома удалось как-то отвлечь внимание искавших от заветной каморки, и спрятавшегося в ней канцлера найти не успели.
Двор был быстро извещен о событии, и для спасения Сегье отправили большой отряд гвардейской кавалерии во главе с Ламейрэ. В это же время рота из полка Швейцарской гвардии, контролировавшая Красный мост через Сену (совр. Пон-Рояль), перешла через него на левый берег и попыталась пробиться на набережную Августинцев через Нельские ворота в старой стене Университетского города. Горожане оказали им ожесточенное сопротивление и швейцарцам пришлось отступить, потеряв в бою своего капитана.
Но пока происходило это сражение, конница Ламейрэ, сметая все на своем пути, прорвалась через Новый мост к дому Люина и разогнала толпу; канцлера и его спутников освободили из убежища, быстро усадили в карету и она помчалась под кавалерийской охраной обратно через Новый мост. Ламейрэ снова пристрелил каких-то попавшихся на пути простолюдинов, а горожане подвергли фланговому мушкетному обстрелу увозившую Сегье карету из-за баррикад на площади Дофина; одним из выстрелов была ранена в плечо дочь канцлера.
Упустивши Сегье, народ занялся особняком Люина: укрывшее врага жилище подлежало ритуальному разграблению (лично ни хозяева дома, ни их слуги не пострадают).
«Народ принялся все грабить. Оставляли на месте только деревянные остовы кроватей и прочую деревянную мебель: ее рубили на куски. Кто уносил зеркало в серебряной оправе, кто серебряные тарелки и подносы, кто шкатулку с золотыми монетами…»[527].
Впрочем, последующее возвращение взятого тоже считалось частью ритуала (да ведь и каждый мог видеть, что унес сосед). «Основная часть взятого была возвращена после волнений и через людей герцога Немура, помогавших (Люину. — В.М.) как добрые соседи, и через отцов августинцев»[528]. «Месье де Люину каждодневно возвращают взятые у него вещи», — записал сразу после событий д'Ормессон[529].
Что касается разрубленной мебели и тому подобных потерь, то те же слуги Люина, которые спасали жизнь Сегье, представили ему счет на возмещение убытков, которые их дом понес из-за пребывания под его кровлей канцлера Франции…[530] Французы всегда умели считать деньги.
Многие авторы отмечают, что именно в этот момент — после освобождения Сегье и разграбления дома Люина — развернулось массовое сооружение баррикад. Те из них, кто склонен придерживаться официальной, «лоялистской» версии событий, считают прямым поводом к этому как раз грабеж особняка Люина, напугавший зажиточных горожан и заставивший их принять меры предосторожности. Но такая реакция выглядела бы явно несоразмерной той «адресной» и ритуальной акции, какой был этот грабеж. Более правдоподобным представляется то соображение, что у горожан вызвала большую тревогу энергичная военная операция по освобождению Сегье, позволявшая предполагать, что правительство настроено на очень активные действия.
Согласно д'Ормессону, баррикады строили те же люди, которые выносили вещи из дома Люина. «Пограбив там кое-что, народ начал строить баррикады так быстро и ловко, что те, кто были в армии, говорили: даже военные не могли бы забаррикадироваться столь умело»[531].
«Меньше чем в два часа в Париже появилось более 1200 баррикад», — пишет Рец[532]. Более скромную (и, видимо, более реальную) цифру дает Жан де Тулуз: «Для построения баррикад мостовые были разобраны в 600 местах, как я узнал от прокурора сообщества (procureur de la communauté) мостильщиков» (которым предстояло все это восстанавливать)[533]. «Не было ни одного перекрестка, где бы не громоздились большие бочки, обтянутые цепями и наполненные песком; большую часть их прикрывал ряд квадров строительного камня, и среди баррикад были такие высокие, что для перехода через них нужны были лестницы»[534].
Городская милиция работала четко и слаженно. Повсюду гремели барабаны: перекликаясь одна с другой, ее роты подавали сигналы к общему баррикадированию.
Система внутренней обороны города была построена по территориальному принципу. Париж, уже тогда насчитывавший до 500 тыс. жителей, делился на 16 больших кварталов во главе с квартальными, представлявшими гражданскую власть, и в каждом из таких кварталов был свой полк милиции под командованием полковника. Большие кварталы делились примерно на 10 малых (dizaines) во главе с десятниками (dizainiers); соответственно полки делились на роты с капитанами, и именно на этом уровне принимались оперативные решения.
По различным оценкам, в Париже было 130–150 рот, в каждой из которых числилось по несколько сот человек, так что город мог выставить внушительный корпус в 30–50 тыс. вооруженных жителей
