Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [83]

. Появилась даже склонность впадать в противоположную крайность. Так, Гюбер Каррье, виднейший специалист по «мазаринадам», в 1989 г. заявил во время дискуссии: «Это восстание было с самого начала по происхождению буржуазным восстанием, народ лишь примкнул к нему, когда увидел, что происходит нечто очень серьезное»[492]. Но чтобы принять такую точку зрения, пришлось бы пожертвовать слишком многими свидетельствами не зависимых друг от друга источников. Нет оснований отказывать в роли застрельщика движения парижскому плебсу, гораздо более мобильному, чем владельцы домов и лавок. Другое дело, что его возмущение было чисто импульсивным и не имело никаких целей, кроме освобождения Брусселя, что оно было быстро введено в жесткие организационные рамки, приемлемые для буржуа. Но все же остается фактом: в первый день восстания королевским гвардейцам приходилось больше опасаться булыжников, чем мушкетных выстрелов.

Несмотря на стремление министров соблюсти тайну, слухи о предстоящей акции все же успели распространиться. Когда парламентарии заметили, что после мессы королева вышла из собора, оставив на месте обязанного повсюду сопровождать ее лейтенанта гвардии Комменжа, они решили, что сейчас начнутся аресты, и разбежались.

Народ насторожился, стал собираться в толпы, ожидая, чем кончится дело.

Комменж в одной карете, сопровождаемый конвоем, направился прямо к дому Брусселя. Домашним удалось оттянуть отъезд арестованного, сказав, что ему нужно довести до конца некую медицинскую процедуру. Во время этой задержки у дверей дома начал собираться народ, обступая карету; Комменж занервничал, заторопился и увел старика из дома, не дав ему даже надеть теплый плащ и в домашней обуви.

Колоритный рассказ о начале волнений дан в мемуарах Ги Жоли (советник Шатле, ставший активным фрондером, сподвижником кардинала Реца). Окна Брусселя выходили на Сену, прямо за рекой была Гревская площадь с самым большим парижским речным портом. Услышав крики соседей Брусселя, многие лодочники и грузчики переправились через реку на Сите в маленький старый порт Сен-Ландри, «вооруженные своими баграми; там к ним присоединились местные лодочники и много других людей, привлеченных набатом церкви Сен-Ландри; потрясая алебардами и старыми шпагами, они погнались за каретой с криками «Бей! Бей!»[493].

Сразу же стали натягивать цепи на пути кареты: действовала солидарность соседей (Бруссель числился капитаном городской милиции своего квартала). «Цепи перекрывают улицы, так что при первом же повороте Комменжу пришлось остановиться; спасаясь от преследователей, он постоянно поворачивал карету в разные стороны и все время отбивался от народа, а толпа все увеличивалась»[494].

Преодолевая препятствия, Комменж спешил выехать на ту грассу, вдоль которой располагались гвардейцы, охранявшие проезд короля в собор и обратно: от Нового моста по левому берегу Сите и вдоль Нового рынка. Но там уже не было войск: солдаты, почувствовав неладное, «удивленные тем, что их не снимают с постов, ушли гуськом, без порядка и барабанного боя, держа мушкеты подмышкой и без своих главных офицеров»[495]. Народ продолжал гнаться за каретой, пока уже на набережной левого берега Сите она не сломалась. Брусселю грозила смерть: конвоир имел приказ не выдавать его живым. К счастью, Комменжу удалось именем короля завладеть одной частной каретой, пересадить туда арестанта и удалиться от преследователей, с которыми уже вошел в соприкосновение двигавшийся навстречу отряд под командованием маршала Ламейрэ.

Бруссель был доставлен в Пале-Рояль и оттуда вывезен за пределы города, в Сен-Жермен-ан-Лэ, где он заночевал; на другой день его предполагалось вывезти в заточение в пограничную крепость Седан.

Другой намеченный к аресту парламентарий, Бланмениль, был взят у себя на дому и без осложнений препровожден в Венсеннский замок.

В ратуше о начавшихся волнениях узнали около 2 ч. дня, когда туда с этим сообщением явился квартальный острова Сите Жан Руссо; к этому времени, по его словам, все лавки на острове были уже закрыты. Городское бюро[496] немедленно вызвало к ратуше отряды муниципальной стражи и послало людей на места (как на Сите, так и в другие кварталы) осведомиться о реальном положении дел.

Посланные, вернувшись, сообщили, «что повсюду множество бродяг, которые хотят пограбить, и это внушает опасения и панический ужас буржуа; они (бродяги. — В.М.) говорят им, что на них вот-вот нападут конные и пешие войска, если они (буржуа. — В.М.) не будут в состоянии защищаться»[497]. Итак, никаких конкретных сведений о грабежах и погромах лавок «отцы города» не получили; «бродяги» ограничивались агитацией, причем приводя такие аргументы, которые были близки и понятны всем состоятельным парижанам. Судя по той быстроте, с которой буржуа Сите принялись закрывать лавки и развешивать цепи, они даже не нуждались в подобной агитации. Тем не менее информация была сочтена достаточной, чтобы ратуша фактически санкционировала под этим благовидным предлогом начавшееся движение, отдав всем городским квартальным приказ натянуть цепи, а полковникам городской милиции быть в полной боевой готовности.