Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [72]

Все уступки, на которые готовы были пойти финансисты, оказывались напрасными, им оставалось трепетать за свою личную судьбу, а королеве, Мазарини и другим министрам, губернаторам и полководцам — довольствоваться случайными срочными займами. Известно, например, что вдовствующая принцесса Конде, изъяв свои вложенные в один из откупов Табуре 100 тыс. л., ссудила их регентше под залог коронных драгоценностей[434]; сходным образом поступали и другие аристократы.

Итак, 13 июля парламент в присутствии Гастона обсуждал одновременно обе королевские декларации. Было замечено, что в первой из них правительство нарушило достигнутую на «конференции» 10 июля договоренность о снижении тальи в 1649 г. на 25 % (было сказано о ее снижении в этом году, как и в 1648 г., на 12,5 %). Напротив, парламентарии потребовали снизить талью на 25 % для трех лет подряд: 1647–1649 гг.

Но здесь министры держались твердо: 11 июля в Госсовете были оглашены наметки о том, во сколько обойдется предстоящая реформа.

Установили, что выплаты по государственному долгу превышали 150 млн л., они были распределены по статьям доходов за три года (1648–1650), т. е. около 50 млн л. в год.

Но даже если бы удалось избавиться от этого бремени методом банкротства, это не компенсировало бы убытков от сокращения налогов и роста выплат по жалованью оффисье: они были оценены в 72 млн л. в год, а наличных в казне почти не было[435].

В парламенте прозвучали и радикальные предложения не оставлять интендантов ни в одном генеральстве — особенно в речи Брусселя, заявлявшего, что само слово «интендант» стало ненавистным народу и подлежит забвению. При этом Бруссель впервые внес принципиально важное предложение: в декларации должно быть сказано, что интенданты отзываются не только из округа Парижского парламента, но и из всех французских земель. Это требование было поддержано его коллегами — впервые парижские парламентарии открыто заговорили как представители всей Франции.

Что касается декларации о Палате правосудия, то парламентарии прежде всего интересовались ее составом. Правительство добивалось включения в этот трибунал представителей провинциальных парламентов, рассчитывая, видимо, на их послушность. Парижский парламент решительно возражал против этого, полагая, что Палата правосудия должна состоять только из членов трех столичных судов (парламента, Счетной и Налоговой палат). Нежелательным сочли и присутствие в ней судей из Большого Совета. Несмотря на активное участие последнего в Союзном договоре и ПСЛ, оставалось все же недоверие к нему как к палате, непосредственно подчиненной канцлеру. Большой Совет обратился с жалобой на эту дискриминацию в Налоговую и Счетную палаты, добился их поддержки, но парламент не захотел даже обсуждать этот вопрос. Это было первое серьезное расхождение между союзными верховными палатами[436].

Подводя итоги заседания, Моле сформулировал основные пункты ремонстраций, о которых следовало осведомить королеву прежде чем верифицировать обе декларации: отзыв интендантов по всей Франции; три интенданта, остающиеся в округе Парижского парламента, представляют в него свои комиссии; размеры тальи за 1647–1649 гг. сокращаются на 25 %; в Палате правосудия должны заседать только члены трех парижских верховных судов. Гастон взялся лично сообщить об этих предложениях регентше.

После 3-дневного размышления Анна решилась отклонить пожелания парламента. В частности, она, не отвергая отзыв интендантов из периферийных провинций, хотела провести это более «щадящим» их способом (например, отозвать их поодиночке «закрытыми письмами»). 16 июля Гастон Орлеанский сообщил парламенту о позиции королевы, не подтвердив свои слова никаким письменным документом. После этого он просил немедленно зарегистрировать королевские декларации — «пока идут все эти собрания, народ ничего не платит», в Госсовет уже поступили известия о волнениях в Орлеане, Мулене, Форе…[437] Парламент не внял этой просьбе, отказавшись обсуждать ответ регентши, не зафиксированный на бумаге.

Наконец, 17 июля в парламент были представлены доработанные тексты обеих деклараций[438]. Королева пошла на уступку: в первую декларацию был включен пункт об отзыве интендантов по всей Франции. Здесь, правда, тоже не обошлось без исключений: были оставлены на своих постах интенданты в Лангедоке, Провансе и Бургундии.

Всем оставленным (напомним, что в округе Парижского парламента интенданты продолжали пребывать в Лионнэ, Пикардии и Шампани) было строжайше запрещено заниматься налогообложением и юстицией: «Они могут лишь находиться при губернаторах данных провинций и помогать им в исполнении их полномочий». Других уступок правительством сделано не было.

При редактировании второй декларации (представленной в форме патента на учреждение Палаты правосудия) была, видимо, в угоду парламенту особо подчеркнута необходимость срочного создания этого чрезвычайного трибунала, но формулировка о его составе осталась уклончивой: в него должны были войти «оффисье верховных палат» (провинциальные парламенты, как и Большой Совет, также считались «верховными палатами»).