Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [70]

Деньги найти не так-то легко, поддержал канцлера Мазарини. Деловые люди и так уже просили его особого покровительства: кредиторы забирают у них ссуженные деньги, им грозит разорение! (Последовала грубая реплика президента одной из апелляционных палат Одика: «Что за беда! Король уже разорил честных людей, можно обанкротить и пятерку финансистов!»). Кардинал продолжал: эти финансисты предлагают правительству специальный фонд на содержание армий и согласны на отсрочку им выплат по долгам, если только не будет никакой Палаты правосудия. Это очень большая уступка с их стороны, и огромная заслуга парламента перед королем в том, что он добился этой уступки, сами министры на это никогда бы не решились. (Мазарини старался безудержно льстить парламентариям; согласно «Мемуарам» Моттвиль, он даже называл их «восстановителями Франции и отцами отечества».)[426]

Все было напрасно. Парламентарии решительно отвергли попытки продлить пребывание на их постах интендантов, заявляя, что всех их ненавидит народ. Сегье удалось лишь настоять, чтобы об их отзыве, ради сохранения монаршего авторитета, было объявлено королевской декларацией, а не парламентским постановлением.

(Обмен репликами. Президент Немон: И пусть будет написано: «Король, будучи осведомлен о злоупотреблениях интендантов…», Сегье: Нельзя же осуждать вообще всех интендантов! Надо пощадить их честь! Одик: Да нет у них никакой чести!)[427].

Итак, было решено, что канцлер срочно составит проект королевской декларации, который будет обсужден на заседании того же состава у Гастона 10 июля, а на другой день представлен в парламент. В заключение парламентарии ходатайствовали о прощении репрессированных членов Большого Совета и Налоговой палаты, а также брошенных в Бастилию «казначеев Франции». Это было обещано, и обещание исполнено к 10 июля.

Пора было изгонять «козла отпущения». 9 июля д'Эмери был смещен с поста сюринтенданта финансов и получил приказ немедленно выехать в одно из своих имений, что им и было исполнено. Никто не жалел об опале этого «толстого кабанчика, умного и порочного» (по характеристике Моттвиль)[428], который не стеснялся афишировать свое богатство.

В тот же день сюринтендантом был назначен маршал Франции Шарль де Лапорт, герцог де Ламейрэ (1602–1664), занимавший пост главного начальника артиллерии. Тем самым была возобновлена традиция назначать главой финансового ведомства видного военного, в чем была своя логика, поскольку траты на армию были основными статьями расходной части бюджета. Правда, парламенту не могло понравиться то весьма устраивавшее Мазарини обстоятельство, что маршал был двоюродным братом Ришелье. Однако явная некомпетентность Ламейрэ в делах финансового управления заставила тогда же назначить по «комиссии» двух фактических управляющих из числа государственных советников, получивших звание «директоров финансов». Ими стали Этьен д'Алигр (1592–1677; с 1674 г. канцлер Франции) и Антуан Барийон де Моранжи (1599–1672; брат скончавшегося в тюрьме лидера оппозиции Жан-Жака Барийона — явный жест дружелюбия, адресованный парламенту).

Новому сюринтенданту уже на другой день, 10 июля, представился случай показать твердую хватку военного человека, когда около дюжины обладателей придворных должностей, не получавших жалованья по ассигнациям, выписанным на один из откупов уже упомянутого Табуре, вломились в дом финансиста, принялись выносить оттуда ковры и захватили в заложники самого хозяина. Маршал Ламейрэ явился на место происшествия и усмирил бесчинства, посоветовав недовольным обращаться в суд[429].

На утреннее заседание парламента 10 июля явилась депутация бюро «казначеев Франции». Принципиально важным было их обещание не пересматривать нормы раскладки тальи на 1648 г., установленные интендантами; тем самым как бы отводилось возражение, высказанное Сегье на «конференции» 8 июля (если его можно было отвести без учета мнения налогоплательщиков). Они заявили, что не претендуют ни на возвращение им секвестрованной части жалованья за прошлые годы, ни на выплату жалованья за 1648 г. (отказавшись таким образом от воинственного характера циркуляра бюро от 23 мая), но просят на будущее восстановить их жалованье на уровне «3 кварталов» (75 % от нормы), как у Счетной палаты, членами которой они себя считали[430].

Затем парламент утвердил ст. 2 решений ПСЛ (о снижении тальи и прощении недоимок — см. выше) и начал обсуждение ст. 3 (принятой ПСЛ 1 июля), объявлявшей незаконным любой налог, введенный эдиктами, не верифицированными в суверенных палатах.

Вечером 10 июля состоялась вторая «конференция» у Гастона, на которой Сегье огласил составленный им проект королевской декларации. Предлагалось оставить интендантов только в трех генеральствах, учитывая их пограничное положение, связанное с постоянными передвижениями войск, а именно в Лионнэ, Пикардии и Шампани (речь пока могла идти, понятно, только о землях, входящих в округ Парижского парламента); при этом оставленные интенданты не должны были заниматься налогообложением, но исключительно присмотром за солдатами, ибо «регулярные судьи», по мнению канцлера, были слишком слабы, чтобы поддерживать порядок среди военных.