Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [69]
И все же такого крутого поворота, как отзыв всех интендантов и отстранение от дел всех откупщиков, собиравших талью — этого никто ожидать не мог. Еще 27 июня интендант Лимузена де Шон писал госсекретарю Летелье: «Мое положение здесь было бы достаточно почетным, если бы дела решались как раньше, но откупщики забрали здесь такую абсолютную власть, что авторитет интендантов — не более чем тень того, чем он был ранее», почему автор и просит адресата помочь ему перейти на дипломатическим пост[420]. У этого конфликта (конечно, преувеличенного) была своя бытовая подоплека: интендант, исполняя просьбу Сегье, попытался сильно уменьшить сумму недоимок по талье с земель свояченицы канцлера, но столкнулся с противодействием аппарата финансиста Табуре, взявшего на откуп взимание недоимок по талье в Лимузене[421]. Де Шон не мог себе представить, как близок конец властвования в Лимузене и мэтра Табуре, и его самого. 9 и 11 июля в лимузенском городке Треньяк уже произошли антиналоговые волнения: жители напали на бюро по сбору тальи, подожгли его, убили двух служащих откупа, вскрыли сундуки, после чего деньги от сбора тальи (юридически принадлежавшие откупной компании) были секвестрованы местным судьей[422].
Избрав мишенью своей критики сдачу на откуп тальи, делегаты ПСЛ нащупали самое уязвимое звено в налоговой системе. Порожденная потребностями ведения войны, эта практика появилась недавно, в глазах крестьян она была неслыханным новшеством и актом вопиющей несправедливости. Почему деньги, предназначенные для короля, забирают себе наживающиеся на войне богачи? «Следует опасаться, — писал 27 апреля канцлеру интендант Гиени Лозон, — что народ стряхнет бремя старых налогов под тем предлогом, что талья больше не доходит до короля, ибо она сдана на откуп. Крестьяне начинают рассуждать именно так»[423].
Рекомендации ПСЛ могли возыметь силу только после одобрения их Парижским парламентом. Среди парламентариев возник спор о процедуре их рассмотрения. Более умеренные предлагали подождать окончания работы союзной палаты и тогда уже обсудить все ее решения, отобрав наиболее важные; это стимулировало бы быстрое завершение трудов ПСЛ, о чем просила королева. Однако победило иное мнение: рассматривать все постановления ПСЛ в порядке их вынесения. Прежде всего занялись вопросом об интендантах, и 4 июля парламент принял решение, отвечавшее самым радикальным требованиям. Всем интендантам было запрещено исполнять их обязанности, а местным судьям — подчиняться их распоряжениям. На будущее всем запрещалось принимать какие-либо «комиссии», не заверенные в парламенте. Более того — решено было начать повсеместное расследование «дурного управления королевскими деньгами», для чего генеральный прокурор должен был организовать через своих заместителей в провинции оповещение о том населения по приходским церквам; следствие предстояло вести посланным на места советникам парламента. Итак, все без исключения интенданты объявлялись подозреваемыми в расхищении казны, и этот-то акт парламент постановил опубликовать повсеместно, даже не спрашивая согласия королевы![424] Видимо, он полагал, что раз регентша согласилась на работу ПСЛ, дальнейших одобрений от нее уже не требовалось.
Двор переполошился. В тот же день был разослан королевский циркуляр, в котором разъяснялось, что несмотря на постановление парламента интенданты должны продолжать работать. Регентша уже не осмеливалась просто отменить парламентский акт; вместо этого министры наконец-то решились поговорить с верховными судьями как с ответственными государственными мужами.
6 июля в парламент явился Гастон Орлеанский. Вначале Талон передал от имени королевы: она находит парламентское решение от 4 июля хорошим, но просит учесть растущую нужду армий в деньгах и отложить на несколько дней его публикацию. Затем Гастон заявил, что он прибыл предложить парламенту провести «конференцию» о способах исполнения его акта; в том же, что этот акт будет исполнен он, генеральный наместник королевства, дает свое слово. После 2-дневного обсуждения парламентарии согласились, настояв на том, что в совещании будут участвовать и представители союзных верховных палат; поскольку оно должно было проходить в то же время, что и заседания ПСЛ, участие делегатов последней исключалось.
Депутация оппозиции, явившаяся 8 июля во дворец Гастона, была весьма представительной: в нее входили все президенты парламента, 4 советника его Большой палаты (среди них Бруссель), по два депутата от каждой из малых палат (президент и советник), а также депутаты союзных верховных палат. Одному из них, советнику Налоговой палаты Луи Катромму, мы обязаны исключительно подробным рассказом о двух заседаниях у Гастона (8 и 10 июля), включенным в компилятивную копию «Секретного регистра» Налоговой палаты[425].
Правительство представляли Гастон, Мазарини и Сегье; д'Эмери, чья отставка была предрешена, приглашен не был.
В начале «конференции» с большой речью выступил Сегье. Одобряя парламентский акт, канцлер всячески пытался отсрочить его исполнение. Без интендантов трудно будет собрать талью, они ведь уже проделали работу по ее раскладке, а если их сейчас заменят «казначеи Франции» и элю, то при их враждебности к интендантам может начаться пересмотр всех решений и наступит полная неразбериха. Коль скоро поставленные под строгий контроль интенданты будут безвредны — не оставить ли их до будущего года, когда талью уже не они будут раскладывать? В 1649 г., обещал Сегье, интенданты будут отозваны. Нужно отложить и решение о расследованиях их злоупотреблений и связей с финансистами: последние и без того крайне встревожены и ничего не платят.
