Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [52]
Правда, в ноябре 1647 г. Францию накрыла тень возможного политического кризиса: 11 ноября опасно заболел оспой 9-летний Людовик XIV. Если бы он умер, королем стал бы его младший брат, 7-летний принц Филипп. При смене монарха можно было бы попытаться отнять регентство у потерявшей былую популярность Анны Австрийской и передать его Гастону Орлеанскому. Понятно, что эту операцию нельзя было провести без одобрения парламента, и парламентарии вновь ощутили значительность своей политической роли.
Дочь герцога Лонгвиля, будущая герцогиня Немурская, свидетельница этих событий, рассказывает в своих «Мемуарах», что в те дни и королева, и Гастон, и Конде «всячески заискивали перед парламентариями, имея в виду, что если король умрет, они понадобятся при оформлении нового регентства»[309]. К счастью, к концу второй недели болезни здоровье короля пошло на поправку. Все успокоились, только память осталась: о зондажах в парламенте, о тостах в честь нового регента, и даже в честь «его величества Гастона I» (на случай если новый мальчик на троне окажется столь же недолговечным, как и его брат).
Франция спокойно вступила в новый, 1648 год. И вдруг… Вдруг произошло событие, которое некоторые историки считают уже началом Фронды — настоящая вооруженная демонстрация недовольных буржуа, показавшая правительству, что оно не может уверенно рассчитывать на военную победу даже в собственной столице.
Еще на королевском заседании 7 сентября 1645 г. среди прочих фискальных эдиктов был зарегистрирован акт, освобождавший владельцев цензив, державших их от короля, от выплаты сеньориального сбора, взимавшегося при продаже цензивы (lods et ventes). За эту милость королевские цензитарии (если они не были родовитыми дворянами) должны были внести в государственную казну сумму, равную годовому доходу от данного цензивного имущества[310]. Операцией было велено ведать специально созданной парламентской комиссии («Палата по абонированию»), поскольку все вопросы, связанные с домениальными доходами, безусловно, находились в компетенции парламента.
Два года комиссия ничего не делала, но в октябре 1647 г. под нажимом правительства принялась за работу и оповестила всех домовладельцев, являвшихся королевскими цензитариями, что они должны представить документы о своих правах для составления соответствующих списков[311].
Сеньориальные платежи в Париже к тому времени обесценились, превратились в символические. Р. Мунье приводит характерный пример: парижский Госпиталь (Hôtel Dieu) владел одним домом на острове Сите в качестве цензитария монастыря в Лоншане. Он выплачивал этому коллективному сеньору в год ценз в 2 денье и обол (т. е. меньше одной сотой ливра), а также 1 парижский ливр земельной ренты; сам же госпиталь сдавал этот дом частному лицу за 350 л. в год[312].
При этом сеньориальные сборы с продажи, которые в принципе должны были бы доходить до >>1/12 доли от цены цензивы, почти всегда смешивались с цензом и практически исчезли. Многочисленными были случаи, когда домовладельцы просто не знали, какому сеньору и в каком размере они должны платить ценз. За «освобождение» от символических платежей правительство собиралось взыскать с них отнюдь не символический побор; к тому же условия его взимания подчеркивали официальное неравноправие буржуа по сравнению с родовитым дворянством, которое могло не соглашаться на «абонирование». Мелкие квартиросъемщики, естественно, имели все основания опасаться, что новое обложение их хозяев приведет к росту квартирной платы.
Правда, в Париже, помимо королевских цензитариев-домовладельцев, были еще цензитарии почти трех десяткюв разных сеньоров, и это позволяло правительству рассчитывать на локализацию конфликтов — но тут же пошли слухи, что все это только начало, что все частные парижские сеньории будут присоединены к королевскому домену (не пристало-де монарху терпеть существование в его столице частной сеньориальной юстиции) и с ними будет проделана та же операция.
Главным очагом сопротивления стала улица Сен-Дени — улица богатых купеческих лавок, где все домовладельцы и лавочники были королевскими цензитариями: это была «королевская дорога», по которой монархи торжественно въезжали в Париж и по которой их везли на катафалках для погребения в собор Сен-Дени. К буржуа этой улицы примкнули купцы соседней улицы Сен-Мартен, хотя новое обложение их не касалось (они были цензитариями аббатства Сен-Мартен-де-Шан), но тут уже действовала соседская и социальная солидарность, вместе с опасениями за будущее.
7 января 1648 г. венецианский посол Нани сообщал дожу: «В эти дни купцы часто совещались между собою, чтобы решить, платить ли им побор с лавок и домов». Решили открыто отказаться от платежа, и с 7 января начались массовые сходки недовольных купцов в вестибюле парламента. Далее Нани писал об обострении криминальной обстановки в столице: «В Париже появилось множество военных, — как офицеров, так и солдат, — отпущенных из армии безо всякой оплаты»; эта вынужденная мера экономии для зимнего времени привела к росту грабежей и убийств.
