Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [51]
После роспуска парламента на осенние каникулы 1647 г. Государственный совет 25 сентября распорядился потребовать от парламентариев отмены поправок, внесенных в эдикты о «контролерах мер и весов» и о «тарифе», на что вакационная палата ответила отказом.
Впрочем, вернувшиеся с каникул парламентарии не стали интересоваться, как проходит исполнение верифицированных ими эдиктов: для них главным было то, что они показали невозможность обойти парламент в вопросах налогообложения Парижа.
Став сюринтендантом финансов, д'Эмери в еще небывалых масштабах развернул кампанию по продаже новых судейских должностей. Вторая половина 1647 г. ознаменовалась удвоением штатов (созданием «семестров») в целом ряде провинциальных трибуналов. «Семестр» в Руанском парламенте был восстановлен еще в 1645 г., а в августе 1647 г. предписывается создать «семестр» и в Налоговой палате Руана. Октябрь — эдикты о «семестрах» в Эксском парламенте и в парижской Монетной палате (первое покушение на парижский трибунал — правда, малочисленный и маловлиятельный; от идеи «семестра» в Шатле, как уже упоминалось, правительство отказалось). Ноябрь — эдикт о «семестре» в Налоговой палате Бордо. Встревоженные таким бесцеремонным обращением, все судейские оффисье с опаской ждут наступления нового года: ведь в 1648 г. истекает срок действия полетты! Будет ли она продлена, и если да, то сколько за это придется платить?
Самим им государство уже не платит. Еще 4 октября 1645 г. Государственный совет решил сократить жалованье всех оффисье (не исключая и судей верховных палат), все выплаты по рентам, пенсиям и т. п. на один квартал (25 %); с учетом проведенного в 1640 г. такого же сокращения это означало, что оффисье лишились 50 % своего государственного содержания[300].
В 1647 г. вообще не было никаких выплат, и эта ситуация была узаконена постановлением Госсовета 6 февраля 1648 г., провозгласившим, что пока идет война, никакие жалованья и пенсии, начиная с 1647 г., выплачиваться не будут; исключение было сделано лишь для государственных советников, и то лишь для того времени, когда они реально работали в Совете[301].
Задержки с выплатами старого жалованья растягивались на годы: жалованье за 1644 г. будет выплачено только в 1649 г., выплаты по государственным рентам за тот же год — в 1648 г.[302] Даже интендант Лангедока Боске в августе 1645 г. жаловался, что ему не платят уже 20 месяцев[303]. Даже гвардейским частям (полкам Французской и Швейцарской гвардии) к 1648 г. задолжали 12 месяцев жалованья[304]. Военачальники, администраторы и министры (не исключая и Мазарини) тратили на государственные нужды собственные средства, входили в долги, лишь бы покрыть огромные расходы.
В декабре 1647 г. правительство нанесло чувствительный удар по бюджетам французских муниципалитетов. Согласно королевской декларации, монарх присвоил себе все городские сборы со ввоза товаров (октруа), дав городам право собрать для себя такую же сумму денег; для горожан это означало удвоение налога[305]. Разумеется, на практике муниципалитетам было трудно воспользоваться таким королевским «дарением»: секвестрованные монархом октруа, понятно, взимались в первую очередь. Анжерский муниципалитет, например, потерял на этом две трети своих доходов[306].
Тем не менее внешне все было спокойно. Уже потом историки сочтут это спокойствие затишьем перед бурей. Оценка ситуации, данная современником событий государственным советником Андре д'Ормессоном (отец Оливье) в его неизданных дневниковых «Мемуарах», точно датированная 9 октября 1647 г., выглядит в целом оптимистичной, хотя и не вполне уверенной. «Во Франции все спокойно, все французы заняты войной с внешними врагами, но народ очень беден и истощен тальей, чрезвычайными военными поборами (subsistances) и другими налогами… Положение Франции блестящее по отношению к соседним с ней королевствам, она расширилась за счет их провинций, городов и крепостей сравнительно с 1635 г. Будущее же неизвестно и находится в руке Божией»[307]. Оптимизм старику д'Ормессону внушала сплоченность вокруг правительства главных вождей аристократии, при полной изоляции побежденной группировки Вандомов. За два года до этой записи он отмечал 21 апреля 1645 г.: ожидали, что после смерти Ришелье и Людовика XIII наступит полный развал, но напротив — «все гранды и принцы крови заняли подобающие им места, они командуют в армиях и председательствуют в советах; так оправдалось мнение, что порядок лучше насилия и дает большую стабильность»
