Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [42]
Поняв свою ошибку, правительство сманеврировало: осуществление операции «туазе» было прервано на месяц, а в конце июня комиссия Шатле была отменена и назначена новая, из трех государственных советников и одного королевского докладчика: над Госсоветом парламент был не властен. В помощь новой комиссии были приданы две роты гвардии, «которые были размещены под ружьем на площадях предместья, наводя страх на жителей»[242] — и жители Сен-Жерменского предместья подали новую жалобу в парламент, уже не только на тяжесть побора, но и на оскорбительность способа его взимания.
Парламент решил обратиться к королеве с ремонстрациями, просить ее приостановить операцию, но все красноречие Талона натолкнулось на упорное сопротивление королевы и стоявшего за спиной д'Эмери Мазарини. Между тем в большом вестибюле Дворца Правосудия уже толпилось «множество простолюдинов, которые требовали справедливости и прекращения сбора "туазе", и их было трудно умиротворить и заставить замолчать»[243]. Народ ждал решений парламента, советники малых палат требовали провести общее собрание, Моле упорно в этом отказывал…
На четвертый день, 4 июля, напряжение в столице вылилось в народные волнения, в которых активную роль сыграли строительные рабочие: прекращение строительства в предместьях грозило им безработицей. «Бедняки собрались, пошли по мастерским, снимая со строек каменщиков и чернорабочих», — свидетельствует Талон[244]. Один из их отрядов, вооруженных только палками, двинулся из предместья к центру города, возглашав что они хотят сжечь и разграбить дом д'Эмери.
У Нового моста, где восставшие надеялись соединиться с работавшими там каменщиками, их встретила рота королевской гвардии и дала залп; один человек был убит, несколько ранено, и толпа рассеялась.
Другой отряд все-таки дошел до дома д'Эмери, но и там уже стояли гвардейцы, без труда разогнавшие безоружных[245].
При всей стихийности и слабости этой вспышки народного недовольства она так обеспокоила правительство, что на другой же день двор вернулся из загородной резиденции Рюэля в столицу. И королева, и Мазарини считали, что народ подстрекают молодые советники из апелляционных палат парламента. Их требования непременно провести общее собрание всех палат, неизменно отвергавшиеся Моле, стали до того настойчивыми, что уже раздавались голоса — нужно насильно согнать Моле с председательского кресла.
В этой обстановке 7 июля Узкий совет решил заменить «туазе» особым сбором с предместий Парижа в 1 млн л., причем его не должны были платить бедняки, религиозные общины и все, кто строился по особому разрешению. Впоследствии Сегье утверждал, что проект «туазе», если бы его исполнили как замышлялось, мог бы дать короне 8–10 млн л.[246] Это было, конечно, сильное преувеличение: в «Истории» Сири приведена сумма откупа, заключенного по сбору «туазе» — всего на 2 млн л.[247] Таким образом, правительство умерило свои запросы в 2 раза.
Пришлось искать более безболезненные в социальном отношении способы пополнения казны. Решили вернуться к испробованной в 1639 г. Ришелье практике обложения наиболее зажиточной части населения методом принудительных займов. (При кардинале зажиточные должны были выкупить на 600 тыс. л. рент, ассигнованных на талью — но в июле 1643 г. в связи с общим сокращением налога эта мера была отменена.)
27 августа 1644 г. Талон получил официальное извещение о предстоящем королевском заседании парламента: нужно было утвердить эдикт о распределении в принудительном порядке 1,5 млн л. рент, ассигнованных на сбор со ввоза вина в Париж «среди самых богатых и видных жителей города Парижа»[248](единственное исключение предусматривалось для самих оффисье верховных палат). Ренты продавались из расчета «12-го денье» (продажная цена ренты должна была превышать годовой доход в 12 раз), т. е. в целом предполагалось собрать существенный фонд в 18 млн л. Учреждение парижских рент безусловно входило в компетенцию парламента, и обойти его было невозможно.
Талон сразу же заявил, что еще не было прецедента, чтобы такого рода королевское заседание проводилось при малолетнем монархе. Правительство решило не рисковать и провести верификацию эдикта в обычном порядке. Это означало созыв общего собрания парламента, чего так долго добивались младшие палаты, при полной свободе дискуссии. Первое собрание состоялось 1 сентября, королеву представляли Гастон и Конде.
Проект эдикта был представлен уже видоизмененным по сравнению с первоначальным замыслом: кроме парижан, новый побор должны были платить и богачи из провинции. Учреждалось 1,5 млн л. рент со ввоза вина в Париж (из них 1 млн л. следовало распространить в столице, 500 тыс. л. в провинции), но кроме того еще 800 тыс. л. рент с прочих косвенных сборов (500 тыс. л. для Парижа и 300 тыс. л. для других земель). Таким образом, парижане по-прежнему выплачивали 18 млн л., провинциалы — 9,6 млн л. Разверстка должна была производиться комиссией из представителей Государственного совета и трех парижских верховных палат (парламент, Счетная палата, Налоговая палата)
