Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [147]
Памфлеты «демократического» направления, которые, не принимая идейное руководство парламента, пропагандировали бы чисто плебейскую социальную программу, в это время практически отсутствовали. Отметим, однако, еще один уникальный памфлет (также не замеченный Поршневым и Каррье), где такая программа укрылась под невинным заглавием «35 анаграмм августейшего имени его христианнейшего величества»[802]. Анаграммы действительно были: заданное количество двустиший, составленных из букв титула «Louis quatorsieme du nom roy de France et de Navarre», но кроме них, в брошюру были включены и прозаические пассажи на тему о том, что нужно делать парижанам в сложившейся ситуации. Автором памфлета считается некто Ж. Дуэ, экюйе, сьер де Ронкруассан; сочинение, по словам самого автора, датируется январем (видимо, самым концом месяца или началом февраля: в нем упоминается о военных действиях, начатых д'Аркуром в Нормандии).
Совет памфлетиста самый простой: народ Парижа должен всей массой двинуться на Сен-Жермен. «Сто тысяч хорошо вооруженных мужчин вместе с неисчислимым множеством амазонок (ну чем не поход народа на Версаль в октябре 1789 г.! — В.М.) пойдут из Парижа на Сен-Жермен к королю, которого держат там против его воли. Во всех городках и деревнях по дороге они будут собирать жителей, вместе с ними громко и весело кричать «Да здравствует король!», а затем они убедят селян вооружиться и отправить вместе с ними своих сильных парней с дубинами (bien embastonnés), снабдив их припасами не более чем на 2–3 дня»[803]. После этого, когда король узнает о желании народа, он, конечно, скажет матери, Мазарини и своему гувернеру маршалу Вильруа, что хочет вернуться в Париж — и все ему подчинятся. Примечательно, что имя проклятого парламентом кардинала упоминается совершенно спокойно, автора не интересует раздор между ним и парламентариями, и он воздерживается как от выпадов против первого министра, так и от низкопоклонства перед парламентом.
После возвращения короля в столицу начнутся настоящие реформы. Талья будет сокращена вдвое, полностью отменят все сборы со ввоза в города скота, вина и других припасов. Габель, правда, останется, «но лишь на несколько лет». Солдатам будут исправно платить и обеспечат соблюдение ими дисциплины во время переходов и постоев.
В свою программу автор включил и лозунг судебной реформы, которая никак не могла понравиться парламенту, ибо первым и главным ее пунктом была отмена продажности судейских должностей. Будет покончено с крючкотворством, волокитой и выплатой тяжущимися непомерных судебных гонораров. Видимо, не случайно отсутствует требование созыва Палаты правосудия: ведь к этому делу пришлось бы привлекать судейских. Неправедно нажитые излишки богатства финансистов, очевидно, предполагалось изъять в административном порядке, что позволило бы «избавить от нищеты всех бедняков королевства».
Остается сказать, что этот столь неприязненный по отношению к судейскому аппарату памфлет был напечатан вполне легально, с пометой о разрешении и указанием на имя типографа. Он остался почти незамеченным и полемики не вызвал. Но сама идея массового похода на Сен-Жермен была достаточно распространена в народе, этот лозунг звучал во время февральских и мартовских манифестаций.
Распространение антиправительственных листовок и памфлетов сразу же после отъезда двора приняло «взрывной» характер, немало поразивший современников. Никогда еще парижане так не интересовались политикой, как теперь, когда враг стоял у порога и грозил голодом или разграблением. Вскоре типографы прекратили печатание толстых книг и всецело перешли на издание памфлетов. Подавляющее большинство брошюр было небольшого размера (как правило, в 8 страничек), их можно было быстро набрать и так же быстро распространить; к тому же мазаринады сразу стали скупать коллекционеры.
Был спрос — было и предложение. Много интеллектуалов, которые лишились своих уехавших в Сен-Жермен покровителей, должны были заботиться о пропитании, и массовый спрос на памфлеты давал такую возможность. «Тогда можно было жить своим пером. Одна из характерных черт первой Фронды, — отмечает Г. Каррье, — появление значительного числа памфлетов, не исходивших от какой-либо "партии" или клана, выражавших не мнение какого-либо гранда, но частное мнение их авторов»[804].
Но это «частное мнение» авторы должны были приноравливать ко вкусам читателей. Гарантированный сбыт был обеспечен брошюрам с изобличениями Мазарини, часто выдержанным в грубом, низкопробном стиле, наполненным абсурдными измышлениями, которые создали мазаринадам их нелестную репутацию в глазах потомства. Среди исключений: блестящие сатирические стихи Сирано де Бержерака «Погибший министр», где, помимо обвинений в адрес кардинала (достаточно банальных), дана яркая картина бедствий осажденного Парижа[805].
Другая особенность публицистики Парижской войны — великое множество стихов, от коротких эпиграмм до целых стихотворных хроник, написанных в шуточной («бурлескной») манере. Гражданская война только начиналась, и вступившие в нее парижане не утратили задора и веселья людей, уверенных в скорой победе своего правого дела. Они шутили не только над врагом, но и над собой: над неумелостью городской милиции, над нерешительностью генералов… К концу Фронды стихотворных памфлетов станет гораздо меньше: публицистика будет основательнее, радикальнее, но эта первая веселость окажется утраченной.
На рубеже 1962/1963 гг. СССР на неопределенный срок отложил проекты заключения германского мирного договора и превращения Западного Берлина в «вольный город». Летом 1964 г. советская дипломатия окончательно перешла от идеи «вольного города» к концепции «самостоятельной политической единицы» Западный Берлин. Теперь острие советской политики было направлено не против позиций США, Англии и Франции в Западном Берлине, а против федерального присутствия в этом городе. После прихода к власти в СССР руководства Л. И. Брежнева советская политика в вопросе о Западном Берлине некоторое время оставалась такой же, как и во время «позднего Хрущева».
О существовании предхристианства – многовекового периода «оглашения» Руси – свидетельствуют яркие и самобытные черты русского православия: неведомая Византии огненная символика храмов и священных орнаментов, особенности иконографии и церковных обрядов, скрытые солнечные вехи народно-церковного календаря. В религиозных преданиях, народных поверьях, сказках, былинах запечатлелась удивительно поэтичная древнерусская картина мира. Это уникальное исследование охватывает области языкознания, филологии, археологии, этнографии, палеоастрономии, истории религии и художественной культуры; не являясь полемическим, оно противостоит современным «неоязыческим мифам» и застарелой недооценке древнерусской дохристианской культуры. Книга совмещает достоинства кропотливого научного труда и художественной эссеистики, хорошо иллюстрирована и предназначена для широких кругов читателей: филологов, историков, искусствоведов, священнослужителей, преподавателей, студентов – всех, кто стремится глубже узнать духовные истоки русской цивилизации.
На протяжении полутора столетий вандалы, имя которых стало, вследствие злонамеренной пропаганды, символом бессмысленного разрушения, играли решающую роль в мировой истории. Они пришли из Скандинавии, жили в Силезии, Южной Германии, Бургундии, Испании, Африке. Они потрясли античный мир, захватили Карфаген и поставили на грань уничтожения Римскую империю, но сами были ею уничтожены. Истории беспримерного взлета и падения оклеветанного народа посвящена новая книга Вольфганга Акунова.
Книга является переизданием двухтомной монографии (т. I вышел в 1947 г., т. II — в 1961 г.), которая до сих остается единственным исследованием, охватывающим всю сложность исторической проблематики эпохи Возрождения в целом. Монография — классическое произведение не только советской, но и мировой марксистской историографии. Книга рассчитана на историков, филологов, искусствоведов, широкий круг читателей, интересующихся проблемами всеобщей истории.
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
Тевтонский орден, один из трех крупных духовно-рыцарских орденов (наряду с орденами госпитальеров и тамплиеров, во многом послужившими для него образцами), возник в Святой Земле во время 3-го крестового похода (конец ХII века). С тех пор минуло более 800 лет, а орден существует и в наше время. Орден-долгожитель, он несет в себе дыхание далекого прошлого, заставляя наших современников взирать на него с любопытством и восхищением. История Тевтонского ордена представляет собой масштабное полотно, на котором запечатлены значимые события и личности; она естественно вписывается в историю стран Европы.