Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [133]
Столкнувшемуся со стойкостью парижан двору пришлось отступать, считаясь с опасностью испанского вторжения. 10 марта парижской делегации было впервые предложено представить свой проект мирного соглашения, и притом обещано, что этот проект ляжет в основу обсуждения. Формально у Моле уже не было полномочий продолжать конференцию, но он не стал из-за этого пренебрегать возможностью примирения. В тот же день проект был вручен Гастону Орлеанскому[740].
Парижане держались как победители. Они требовали, чтобы исполнялись все постановления парламента, принятые после 6 января (а антипарламентские постановления правительства за то же время, естественно, отменялись). Однако к решению об изгнании Мазарини это не относилось, и вообще имя кардинала не было упомянуто. «Осколком» этого требования остался пункт, в котором предлагалось просить королеву издать декларацию, запрещающую иностранцам участвовать в управлении государством, «если только этого не требуют важные интересы королевской службы». После такой подсказки стало ясно, что умеренные лидеры парламента согласны оставить у власти Мазарини. В проекте, естественно, говорилось о полной амнистии всех защищавших Париж принцев и генералов, оговаривались интересы союзников (просьбы об отмене «семестров» в Руанском и Эксском парламентах). Парламентарии уже раньше дали согласие не проводить общих собраний в течение 1649 г.; они по-прежнему связывали это согласие со строгим соблюдением двором октябрьской декларации 1648 г.
И марта в Рюэле состоялся последний, решительный тур переговоров. Трижды Гастон (очевидно, по настоянию королевы) требовал включить в договор особенно важные для регентши пункты о высылке 25 советников парламента и о том, чтобы депутации парижской ратуши и мятежных генералов прибыли в Сен-Жермен просить у короля прощения за то, что они подняли против него оружие — и трижды Моле, отвечая решительным «нет», требовал паспорта для возвращения в Париж.
Наконец, унизительные пункты были сняты, и был принят принцип общей амнистии. Рюэльский договор[741] был основан на принципах взаимных уступок, хотя и с некоторым «креном» в пользу двора. Обе стороны отменяли все свои враждебные постановления, парламентская армия подлежала роспуску, королевская — отводу из окрестностей Парижа. Бастилия и Арсенал со всеми вооружениями возвращались королевским властям; жители Парижа разоружались и впредь могли вооружаться только по приказу короля. Парижский парламент обещал не проводить общих политических собраний в 1649 г., причем выполнение этого обещания уже не связывалось напрямую с соблюдением октябрьской декларации 1648 г.; согласились с тем, что будет достаточно, если король заявит в преамбуле договора о своем желании соблюдать эту декларацию. Итак, Париж отстоял основное «конституционное завоевание» прошлого года.
Зато парламент учел потребность правительства в чрезвычайных займах по повышенным процентам. Напомним, что королевская декларация о займах, чей отзыв из Счетной палаты стал непосредственным сигналом к началу Парижской войны, заявляла о праве короны брать в долг во время войны из 10 % годовых. Рюэльский договор снизил этот процент до «12-го денье» (8,3 %), что было все же выше законного «14-го денье» по рентам, и ограничил срок заключения таких займов 1649–1650 гг.
Королевской стороне удалось добиться включения в договор пункта о сроках его ратификации парижскими принцами и генералами (4 дня) и Лонгвилем (10 дней).
«Семестры» в Руанском и Эксском парламентах упразднялись.
Вопрос о смещении Мазарини был снят с обсуждения. Более того, под договором, среди подписей других королевских представителей, была поставлена и подпись кардинала, а после церемонии подписания Гастон и Конде «представили» Мазарини всем парижским депутатам, и кардинал в своей любезной манере произнес, «что он хотел бы жить и умереть их слугой».
Теперь слово было за Парижским парламентом. Утвердит ли он соглашение, заключенное его депутатами тогда, когда они уже не имели полномочий заключать какие-либо соглашения? Одобрит ли уступки — и особенно в вопросе о судьбе Мазарини?
В ночь на 12 марта лидеры «военной партии» долго совещались. Коадъютор, все еще веря (или притворяясь, что верит) в успехи Тюренна, предлагал немедля, не ожидая отчета депутации, объявить о союзе, заключенном с испанцами, и склонить на сторону этого союза весь парламент. Но большинство генералов были не столь решительны, как этот священник. Рассудили, что лучше все-таки заслушать вернувшихся из Рюэля депутатов и поступать по обстоятельствам.
Правительство не преминуло подкрепить возвращение депутатов лучшим доводом в пользу мира: с полудня 12 марта «в окрестностях Парижа были открыты все проходы, и всякий со стороны мог приходить в Париж и там оставаться», а по Сене и Марне в столицу прибыло «много больших барж, груженых зерном и мукой»[742].
Но и агенты Гонди и Бофора успешно работали в народе, на все лады склоняя проклятое имя Мазарини… Когда 13 марта Моле попытался выступить с отчетом о заключенном делегацией мирном договоре, ему не дали говорить. Принцы и генералы заявили, что в договоре не учтены их интересы, а значит заслушивать его нельзя. Обступившие парламент манифестанты кричали: «Долой Мазарини! Не надо мира!».
История Невского края начинает свой отсчет не с 16 мая 1703 года — времени основания Санкт-Петербурга, — а с глубокой древности, с момента возникновения здесь центров торговли и пути «из варяг в греки». Автор прослеживает влияние исторических событий на судьбу Невского края, перекрестка Европы и Азии, указывает на отражение их в судьбе Петербурга. В основе книги — разработанная автором образовательная программа для средней школы, ее дополняют иллюстрации, карты, методические материалы. Книга адресована педагогам, студентам, школьникам, а также всем интересующимся историей.
В начале 1930-х гг. примерно шесть с половиной тысяч финнов переехали из США и Канады в Советскую Карелию. Республика, где в это время шло активное экономическое и национальное строительство, испытывала острую нехватку рабочей силы, и квалифицированные рабочие и специалисты из Северной Америки оказались чрезвычайно востребованы в различных отраслях промышленности, строительстве, сельском хозяйстве и культуре. Желая помочь делу строительства социализма, иммигранты везли с собой не только знания и навыки, но еще и машины, инструменты, валюту; их вклад в модернизацию экономики и культуры Советской Карелии трудно переоценить.
В книге исследуются отдельные вопросы истории Средневекового государства и права Волжской Болгарии. Государство Волжская Болгария было основано болгарскими племенами в начале VIII в. в Среднем Поволжье и бассейне Камы, включало территории современных Чувашской республики, Татарстана, Башкирии, Удмуртии, Республики Мари Эл, Ульяновской, Нижегородской, Самарской и Саратовской, Пензенской областей, просуществовало более пяти столетий и пало в 1236 году в результате разгрома его полчищами татаро-монголов Батыя. Издание может быть полезно студентам, аспирантам, преподавателям юридических и исторических факультетов, а также всем, интересующимся Средневековой истории России и государства Волжская Болгария. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Первое правовое исследование в отечественной науке, посвященное юридическим аспектам организации и деятельности Парижского Парламента на протяжении всего времени его существования.
Степан Иванович Шешуков известен среди литературоведов и широкого круга читателей книгой «Александр Фадеев», а также выступлениями в центральной периодической печати по вопросам теории и практики литературного процесса. В настоящем исследовании ученый анализирует состояние литературного процесса 20-х – начала 30-х годов. В книге раскрывается литературная борьба, теоретические споры и поиски отдельных литературных групп и течений того времени. В центре внимания автора находится история РАПП.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
На рубеже 1962/1963 гг. СССР на неопределенный срок отложил проекты заключения германского мирного договора и превращения Западного Берлина в «вольный город». Летом 1964 г. советская дипломатия окончательно перешла от идеи «вольного города» к концепции «самостоятельной политической единицы» Западный Берлин. Теперь острие советской политики было направлено не против позиций США, Англии и Франции в Западном Берлине, а против федерального присутствия в этом городе. После прихода к власти в СССР руководства Л. И. Брежнева советская политика в вопросе о Западном Берлине некоторое время оставалась такой же, как и во время «позднего Хрущева».