Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [121]
Очень ярко проявилось стремление (ст. 3) завести в Ангумуа организацию, объединяющую всё местное дворянство. Из- за отсутствия в провинции собственных Штатов дворяне были лишены возможности легально собираться, и они просили позволения раз в три года избирать кандидатов в синдики дворянства, из числа которых губернатор назначит синдиков; последние будут представлять всех дворян провинции и созывать их собрания с предварительным уведомлением о том губернатора.
Целый ряд статей, естественно, был посвящен защите или расширению дворянских привилегий. В ст. 21 предлагалось запретить королевским судьям рассматривать в первой инстанции любые дела, оставив их для разбора сеньориальным судам (за исключением дел об «оскорблении величества»). В ст. 19 — запретить городам Ангумуа с королевского разрешения «абонировать» талью (т. е. заменять этот прямой налог косвенным сбором «октруа» со ввоза в эти города продуктов, так что участвовать в этом платеже приходилось и дворянам). В ст. 20 — запретить простолюдинам охотиться и носить с собой любое огнестрельное оружие. В ст. 24 — ограничить 40 годами срок рассмотрения претензий духовных лиц на возвращение изъятого у них имущества (иными словами, всё утраченное церковью и приобретенное дворянами в годы Религиозных войн оставлялось новым владельцам).
Итак, повторяем, документ был сложен и противоречив, но главным было то, что на основной вопрос правительства об отношении к реформам 1648 г. и, в частности, к Октябрьской декларации дворяне Ангумуа ответили недвусмысленно: они эти реформы поддержали и даже в чем-то готовы были идти дальше, выдвигая уже оставленный парламентом лозунг созыва Палаты правосудия.
От ротюрье министрам ничего ожидать не приходилось. Единственный известный наказ — от третьего сословия Аженэ, утвержденный 4 марта 1649 г. — был опубликован по регистрам консулата Ажена в 1885 г.[699] В этой южной провинции представителями третьего сословия в Генеральных Штатах были не местные оффисье, но магистраты городов; по наказам коммун (также сохранившимся) составлялся сводный документ. Он был заполнен жалобами на непомерный рост тальи. Аженцы просили сократить и талью, и все косвенные сборы до уровня, на котором они находились при Генрихе IV; упразднить все созданные после 1610 г. в Аженэ должности судейского и финансового ведомства и впредь никогда не присылать никаких интендантов; деньги, назначаемые на постой солдатам, вычитать из суммы тальи данной общины. Аженские коммуны хотели бы ввести систему местного самоуправления по образцу провансальской, т. е. в виде ежегодно собирающейся Ассамблеи общин из представителей 12 королевских городов и примерно столько же от городов сеньориальных.
Что касается простых крестьян (которые не выбирали депутатов в Генеральные Штаты, но имели возможность формулировать свои наказы для них на приходских собраниях), то их позицию хорошо иллюстрирует опубликованный И.-М. Берсе наказ жителей прихода Сен-Кристоф-сюр-Рок (сенешальство Пуату) от 21 февраля 1649 г.[700] Селяне, естественно, не интересовались «конституционными» вопросами, но хорошо помнили, что в 1635 г. сумма основного платежа тальи в их приходе была 422,5 л., а в 1643 г. — 2943 л. (рост в 7 раз!), да еще они платят особый сбор «subsistance» на содержание войск в 1.100 л., так что «все они спят на соломе и имеют только глиняную утварь»; у кого что-то было, тех назначили сборщиками тальи и они теперь сидят в тюрьме за недоимки, остались только «бедняки и нищие», которые ничего больше платить не могут.
Понятно, что получая с мест подобную информацию о настроениях населения, министры быстро охладели к идее созыва Генеральных Штатов. 10 февраля он был перенесен на месяц, на 15 апреля; 29 марта (перед заключением мира с парламентом) — на 1 октября; 17 сентября — отложен на неопределенный срок.
Отказ от созыва Генеральных Штатов нужно связать и с весьма существенным изменением «стратегической» ситуации. 23 января — день появления королевского циркуляра — был последним днем, когда правительство могло рассчитывать на изоляцию Парижа. На другой день, 24 января, произошел антиправительственный переворот в Руане, и перед укрывшимся в Сен-Жермене двором возникла опасность оказаться в клещах между войсками мятежников Парижа и Нормандии.
Сразу после того как стало известно об измене Лонгвиля, в Руан было отправлено королевское письмо с предписанием не выполнять приказов губернатора Нормандии.
В парламенте всё еще заседал «новый семестр», послушный, но лишенный авторитета в городе, боявшийся принять на себя ответственность за такое решение. Первый президент Жан-Луг де Фокон де Ри, недавно получивший эту должность «по наследству» от отца, был робким человеком и слабым руководителем. Уже 13 января он совершил важную ошибку, созвав для обсуждения королевского письма совместное заседание обоих «семестров». С этого дня большинство перешло к оппозиционному «старому семестру» (ибо совместные собрания стали постоянными) и парламент не стал спешить с занятием определенной позиции; в то время как сторонники Лонгвиля завязали с ним тайные сношения, призывая герцога поскорее прибыть в Руан лояльные парламентарии заверяли правительство, что самым надежным средством обеспечить верность столицы Нормандии было бы прибытие в нее всего королевского двора. Министры могли рассчитывать на верность главы муниципалитета, главного судьи Руанского бальяжа Пьера де Варанжвиля, но большинство капитанов городской милиции симпатизировали Лонгвилю.
