Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [117]

Так второй раз в своей истории пала Бастилия. Впервые она была взята в 1413 г. во время восстания кабошьенов. В третий раз, через 140 лет, она падет вместе с абсолютной монархией.

Новым комендантом Бастилии Военный совет по предложению Конти назначил Брусселя; фактически эту должность исполнял его сын де Лувьер, лейтенант гвардии.

13 января парламент принял постановление о наложении секвестра на всё имущество Мазарини; принялись описывать движимость его парижского особняка, готовясь к ее распродаже. Было также опечатано имущество известных банкиров кардинала, однако никакой массы наличных денег (на что, видимо, рассчитывали) не было обнаружено. Более того, по отчету одного из этих банкиров, Томмазо Контарини, оказалось, что общий баланс счета Мазарини в его банке был пассивным: на текущих счетах кардинала и одного его подставного лица было 298 тыс. л., да долг Контарини кардиналу составлял 443 тыс. л., итого 741 тыс. л., но общая сумма долговых обязательств первого министра равнялась 974 тыс. л.[670]

Такие результаты никак не соответствовали вульгарным представлениям о наживающемся на войне королевском фаворите, но вполне понятны: в условиях финансового кризиса не только Мазарини, но и другие министры и генералы должны были тратить на государственные нужды свои собственные средства.

Разочарованные парламентарии приказали через своих комиссаров всем городским десятникам «посетить дома тех, кто мог бы дать деньги и установить размеры их платежей (régler leurs taxes)»[671]. Переход к принудительному обложению богачей был неизбежен…

13 января в сопровождении 400 всадников в Париж въехал еще один заступник — сам герцог Бофор. Он немедленно обратился к парламенту с просьбой рассмотреть обвинения, ставшие причиной его 5-летнего ареста. Слушание состоялось через два дня, и поскольку со стороны обвинения, понятно, никто не выступил, Бофор был объявлен полностью оправданным и занял свое место в Военном совете.

К середине января начальный этап войны закончился, на смену первому энтузиазму и первым успехам парижан пришли строгие будни. Правительство оправилось от растерянности, оставило мысли о быстрой капитуляции Парижа и приступило к организации регулярной блокады. К 16 января королевские гарнизоны заняли Ланьи на Марне и Корбей на Сене, перекрыв подвоз продовольствия по этим рекам с дальних подступов.

Конечно, это было только начало: поставки сухим путем из близких деревень продолжались. Крестьяне всецело сочувствовали Парижу, помня, что парламент боролся за снижение тальи они не хотели лишаться своих привычных покупателей, да и возможность хорошо заработать на росте цен побуждала к риску А цены на зерно, временно сбитые энергичными мерами городских властей, с началом регулярной блокады неумолимо повышались. Сетье пшеницы лучшего качества, стоивший 13 января 22 л., к  27 января подорожал почти вдвое, до 40 л. За тот же срок в 2 раза выросла и цена сетье ржи лучшего качества (с 9 до 18 л.).

Крестьяне, торговавшие с Парижем, должны были заботиться о самообороне. 14 января Менардо сообщил в Военном совете: «Многие жители окрестных деревень просят дать им оружие и обещают вернуть его после окончания смуты». Было решено разрешить им покупать оружие в Париже, с тем чтобы затраченные на покупку суммы были вычтены из их тальи[672].

Впрочем, известен и случай бесплатной выдачи 100 мушкетов жителям Вильжюифа (к югу от столицы), куда был выслан и эскорт для препровождения в Париж их хлеба[673].

Вопрос об эскортировании продовольствия приобрел особую важность, стал главной задачей формирующейся парижской армии. 12 января депутация булочников из Гонесса, славного своими пекарнями (о его булочках Летелье перед началом войны говорил, что без них Париж не выдержит и двух недель) просила прислать эскорт за их 600 повозками с хлебами; при этом гонесцы заверяли, что у них «всё хорошо баррикадировано» и что «они, вместе с их соседями, вооружены и готовы к обороне»[674]. Городская милиция готова была выступить в поход за булочками, но получила отказ от командовавшего на этом направлении Буйона: расположенный к северу от Парижа Гонесс был отделен от него правительственными постами в Сен-Дени и Обервилье, и герцог справедливо опасался, что эта экспедиция обернется резней необученной городской пехоты в открытом поле, а обученных военных частей под рукой еще не было.

Планы создания армии быстро расширялись. Если на первом заседании Военного совета 11 января было решено иметь 4.800 кавалеристов и 2 тыс. пехотинцев, то к 16 января желательная численность возросла до 6 тыс. всадников и 14 тыс. пехоты; на такую армию нужно было бы тратить около 30 тыс. л. в день[675]. «Комиссии» на набор полков штамповались в Военном совете одна за другой, денег не жалели. На набор кавалерийского полка из 400 всадников его будущий командир получал единовременно 120 тыс. л. из парламентских и городских фондов[676], которые вскоре стали показывать дно.

На заседании парламента 16 января советник Большой палаты аббат Лепрево, уполномоченный как парламентариями, так и Военным советом ведать финансами, заявил, что он больше не получает почти никаких денег и просил дать ему отставку. В этой просьбе было отказано, но она послужила поводом к созданию особой Совещательной ассамблеи, которая стала исполнять функции Совета финансов. В отличие от Совета по управлению, где решительно преобладали парламентарии, строение нового органа было более равномерным: кроме парламента (по депутату от каждой палаты), там должны были участвовать представители других верховных трибуналов, центрального бюро «казначеев Франции», королевских докладчиков; заседать ему предстояло на дому у Моле.