Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [100]

В постановлении Парижского парламента от 14 октября обстоятельно изложено содержание ходатайства 150 виноторговцев, доставлявших в Париж по Ионне и Сене бургундские вина; в нем были подробно перечислены все пошлины, которые приходилось выплачивать этим виноторговцам[588]. Пять дорожных пошлин составляли скромную общую сумму 13 су с мюида, но при ввозе в Париж платили в 22 раза больше: 16 различных поборов всего на 14 л. 5 су 2 денье с мюида. Такая сложность французской податной системы объяснялась тем, что всякое увеличение пошлины с одного и того же товара оформлялось как новый откуп, сдававшийся новым контрактантам. Виноторговцы просили отменить все надбавки на ввоз вина, введенные после 1610 г., года смерти доброго короля Генриха IV, что означало бы их сокращение до 3 л. 4 су 2 д., в 4,5 раза.

Уже после ввоза, при продаже в Париже, они выплачивали 3 л. 4 су 6 д. с мюида, да еще 5 %-ный сбор с продажи. Требовали денег за свои услуги и королевские оффисье — перекупщики, куртье, контролеры — их аппетиты тоже надо было умерить.

На утреннем заседании 14 октября парламентарии не успели принять решение по столь животрепещущим вопросам, и за это поплатились. На выходе они подверглись нападению толпы виноторговцев и трактирщиков: президенту Немону порвали мантию, не лучше обошлись и с другими «пэрами парламента», всем им пришлось искать убежища в резиденции Моле при Дворце Правосудия. Из толпы кричали, «что парламент о них не заботится, что он думает только о своих интересах»[589].

Потрясенные этими эксцессами, руководители парламента сочли за благо немедленно объявить просителям об удовлетворении хотя бы части их просьб. Вечером 14 октября было решено отменить несколько ввозных пошлин на уже намеченную сумму в 58 су 6 д. с мюида (т. е. 2 л. 18 су 6 д.)[590]. Это было, конечно, несравненно меньше того, что требовали виноторговцы, всего четверть от их запроса, но и такая скидка уменьшала годовой доход короны на 877,5 тыс. л., и было решено просить королеву увеличить лимит дозволенных сокращений с 1,2 до 2 млн л. в год. Поборы, взимаемые перекупщиками и контролерами, были сокращены на треть и ограничены максимумом в 1,5 л. с мюида.

Уверенности в том, что народ удовольствуется таким решением, ни у кого не было, для охраны парламентариев была вызвана королевская стража из Шатле; распустили даже слух, что первого, кто совершит насилие, тут же казнят, для чего будто бы и палач уже наготове. Но обошлось: толпа спокойно выслушала постановление и разошлась, прокричав даже «Да здравствует король!».

На другой день, 15 октября, коронные магистраты предстали перед королевой с просьбой увеличить лимит сокращений до 2 млн л.; они обещали, что сразу после распределения этой скидки парламент разойдется на каникулы. При дворе были очень раздражены этим новым запросом, и лишь после долгого совещания с советниками регентша объявила о своем согласии, продлив сессию до 18 октября включительно и оговорив, что эта уступка является последней.

Талон понял ситуацию так, что двор готов, если парламент самовольно продолжит свои заседания после поставленного срока, кассировать все его решения и выслать весь верховный суд в полном составе из Парижа, после чего началась бы кровавая гражданская война[591]. Выступая 16 октября в парламенте с отчетом об аудиенции, он решительно советовал поскорее прекратить общие заседания. Генеральный адвокат говорил, что нужно «подавить дерзость народа»; напомнив об инциденте 12 октября, когда подвергся нападению сам купеческий старшина, Талон квалифицировал эту акцию как «более мятежную и более опасную, чем даже Баррикады»: тогда народ защищал репрессированных парламентариев, теперь же он проявляет полное пренебрежение к магистратам…[592]

Даже и в этой ситуации в парламенте все еще раздавались голоса, призывавшие отказаться от всякого соглашения с двором. Однако за примирение выступил Бруссель; правда, «отец отечества» не упустил случая еще раз проявить заботу о народе, предложив снизить талью больше, чем предлагалось королевой, хотя и не на 25 % от брутто, как вначале требовал парламент, а лишь на 20 % (предложенная двором скидка в 25 % от размера нетто при пересчете к брутто составляла лишь 16,7 %). Предложение Брусселя было принято. Характерно, что в эти тревожные дни парламент проявлял к нему особую предупредительность. Несмотря на срочность поставленных вопросов, вечерние заседания дважды отменялись только потому, что они были почему-то неудобны почтенному старцу: вдруг еще народ подумает, что важные дела решают за спиной его кумира!

17 октября парламент огласил перед оффисье ратуши и Шатле выработанное им решение о раскладке дарованной королевой скидки в 2 млн л. в год с парижских городских пошлин. 54 % от общей суммы пришлось на сокращение пошлин со ввоза вина (1080 тыс. л.), затем шли скидки с таможенных сборов (248 тыс. л.), с пригона скота (240 тыс. л.) и т. д.[593]

Теперь парламенту оставалось составить проект новой королевской декларации (и на это они испросили у королевы еще 4 дня) — и вместе с тем обсудить, наконец, статью об «общей безопасности». Ее обсуждение затянулось на два дня (19–20 октября).