Парижская мода. Культурная история - [39]
Императрица Евгения, испанка по происхождению, не была законодательницей мод, как княгиня Меттерних, хотя ее кокетство и страсть к нарядам и принесли ей прозвище «Фальбала I». Однако ее покровительство, безусловно, помогло Ворту, и он за удивительно короткое время приобрел международную клиентуру, начиная от представителей европейских королевских семей и богатых американцев и заканчивая известными актрисами и куртизанками. Тем не менее мифы, окружающие фигуру Ворта, заслонили тот факт, что императрица и ее придворные дамы покровительствовали и другим профессионалам от мира моды. Вопреки распространенному мнению, персонажи знаменитого портрета «Императрица Евгения в окружении фрейлин» (1855) одеты вовсе не в наряды от Ворта.
Ворт – очень важная историческая фигура, потому что он был первым «великим кутюрье». До Ворта «уже существовали… искусные и прославленные портнихи, одевавшие женщин из высшего общества» – например, мадам Пальмира, мадам Клементина Бара, мадам Розали Прост и мадам Эжени Годри. Однако, «в общем и целом, портной был простым исполнителем, мастером, который пытался правильно истолковать потребности своих клиентов, желавших выглядеть элегантно. Идея Ворта состояла (и в этом заключалось новшество) в закреплении авторитета кутюрье как творца, предоставляющего женщинам возможность выбирать понравившуюся им модель из заранее подготовленной серии; затем эта модель отшивалась в соответствии с запросами клиента и по его меркам»[222].
Таким образом, Ворт превратил процесс производства одежды из мелкого ремесла в большой бизнес и высокое искусство. Кутюрье теперь занимался не собственно шитьем, которое передоверялось сотрудникам модного дома (как правило, женщинам), а разработкой новых моделей и ведением бизнеса (этим все чаще занимались мужчины). Иногда Ворт создавал и уникальные модели: по многим свидетельствам, он часто «увлекался» разработкой того или иного специфического наряда для конкретной клиентки; однако чаще покупатели подбирали себе наряд из числа уже готовых моделей. В любом случае он позиционировал себя как «художника», пользующегося той же известностью, что и его клиенты. Он даже сказал княгине Меттерних, что именно он ее «создал»[223].
Увеличение числа мужчин-портных во второй половине XIX века первоначально шокировало публику, поскольку изготовление женской одежды долгое время было фактически женской монополией. К середине XIX века во Франции подавляющее большинство женщин, занятых наемным трудом, работали в текстильной и швейной промышленности. В Париже «швейное производство было крупнейшей индустрией, обеспечивающей женщин рабочими местами»; в 1860 году из 112 000 работающих парижанок 60 000 занимались рукоделием, а тысячи других владели сопутствующими métiers de la mode[224][225]. В последующие годы женщины по-прежнему работали в отрасли, однако теперь они все чаще подчинялись мужчинам. Например, в 1863 году Чарльз Диккенс опубликовал статью «Мода в Париже», сообщая читателям: «Поверите ли вы, что во второй половине XIX века существуют бородатые модистки, мужчины-модистки, настоящие мужчины… которые своими сильными пальцами снимают точные мерки с самых титулованных женщин в Париже и одевают их, раздевают, заставляют их вертеться туда и сюда перед ними, подобно восковым фигурам в парикмахерских?»[226]
В «Большом универсальном словаре ΧΙΧ века» (1866–1890) Пьера Ларусса отмечалось: «во времена Второй империи… мы встречаем… неизъяснимо странных мужчин – они действительно мужчины? – распоряжающихся туалетами… женщин из высшего общества, укрывающих груди княгинь газовыми складками, украшающих корсажи герцогинь лентами и цветами… Это тенденция, которая, как мы искренне надеемся, не превратится в обыкновение»[227]. Издание Journal des Modes d’Hommes также возмущалось появлением «бородатых кутюрье», идущих на смену женщинам-портнихам. Нехорошо, полагал автор, что «в наши дни мужчины одевают женщин». Во-первых, мужчинам недостает женского «врожденного вкуса», а во-вторых, они не имеют права посягать на «искусство и ремесло», составляющие источник пропитания для множества женщин[228].
Появление «бородатых кутюрье» во многом обусловливалось социально-экономическими тенденциями, затронувшими и не связанные с модой отрасли. По мере того как организация труда становилась все более профессиональной, масштабной и индустриализированной областью, мужчины постепенно начинали доминировать в профессиях, которые раньше считались сугубо женскими (например, акушерок сменили врачи). Женщины тем временем пополняли ряды неквалифицированной или полуквалифицированной рабочей силы: с появлением новых механических ткацких станков место искусных мужчин-ткачей заняли женщины и даже дети; точно так же на смену мужчинам-клеркам пришли женщины-секретари. Спектр обязанностей женщин-работниц, однако, стал намного более ограниченным и рутинным. Развитие капитализма на практике предполагало феминизацию и пролетаризацию рабочей силы.
«Моя работа – не только шить, но в первую очередь создавать новое», – заявлял Ворт. «Творчество – секрет моего успеха»
