Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - [99]
Кира стала в очередь к окошку администратора, а Саня расположился на диване, похожем на саркофаг. Он с интересом ожидал, удастся ли «смурной», как он мысленно называл Киру, добиться чего-нибудь. С дороги и дождичка ему очень хотелось заглянуть в буфет, но он воздержался.
Кира уже приближалась к окошку. Оно было высокое и, чтобы заглянуть в него, Кире пришлось стать на цыпочки, но даже в таком положении она видела только метелочку волос, схваченную ленточкой на макушке у администраторши.
— Гражданка, вы уже в третий раз подходите! — возмутилась та, увидя только верхнюю часть Кириного лица, а голос несся, как из колодца. — Я же сказала: номеров нет и не будет.
Кира попыталась объяснить, что она подошла к окошку впервые.
— Ну и что же из этого? Номеров все равно нет и все равно не будет. Совещание и цирк.
— А у нас съемочная группа московской кинофабрики.
Кира совала документы, «метелочка» отпихивала их, сзади на Киру напирал военный.
— Так что же мне делать?
— Отойти, — сказала «метелочка», — не задерживать.
Кира помолчала секунды полторы, не больше.
Может быть, за эти короткие мгновения все старые обиды и новые разочарования всколыхнулись в ней. Как бы там ни было, но, к собственному своему удивлению, она закричала надсадно, неумело, бестолково:
— Да вы с кем говорите? Да вы понимаете? Администратор! Да я сама администратор! Не первый день, не первый год! Да у меня документы все… и все документы! У меня киногруппа. Да я сама… да я давно… а вы просто дефективная.
Окошко захлопнулось, очередь загудела.
Саня Куманек поднялся со своего саркофага, поняв, что пробил час.
Он подошел к окошку и легонько постучал. Окошко приоткрылось.
— Я, конечно, извиняюсь, — начал Саня, — я вполне вхожу в ваше положение…
— Я не обязана выслушивать, я…
— Понимаю. Нервная работа. Всем от вас чего-то нужно, а вы — гори энтузиазмом. Во имя чего, спрашивается? Во имя блага советского командировочного!
Саня ретировался и взглянул на Киру:
— Для Мусатова и Сердечковой номера должны быть, Кира Антоновна, как хотите. Мы с Сегалом, да и ваша милость, в общежитиях прекрасно обоснуемся. И имейте в виду, Кира Антоновна, Виктор Кириллович всяких криков не выносит всей душой.
Кира направилась на корреспондентский пункт. Ей обещали предоставить нужную осветительную аппаратуру, но в транспорте отказали начисто. Две машины в профилактике, один водитель болен, точнее сказать, в декретном отпуске. Где же ей взять транспорт? Пусть обеспечит завод. У вагоностроительного автобаза — дай боже!
Кира вернулась на завод и долго ждала пропуска. Когда его наконец спустили, то выяснилось, что автобаза находится вне заводской территории и вход туда свободный. Она пошла искать автобазу и нашла ее без труда, но это оказалась база лесозавода, а база вагоностроительного — сказали ей — на улице Стачек. Где улица Стачек? Кира задала этот вопрос какому-то человеку с портфелем. Он ответил, что сам впервые в Петроозерске и ищет улицу Энгельса.
Кира нашла свою улицу, наверное, все же позднее, чем человек с портфелем свою, хотя улица Стачек находилась совсем близко: Кира уже проходила по ней, просто на табличку не обратила внимания. Там ей сказали, что начальник автобазы пошел обедать. Снова пришлось ждать. Наконец он явился и, выслушав Киру, начал с классической фразы:
— Ничего не знаю.
Проглядев документы, он добавил все же, что подчиняется отделу транспорта завода, там Карасев, а лучше обратиться прямо к Дергачеву. Если тот распорядится — пожалуйста.
Кира опять побежала на завод, надеясь, что ее пропустят по неиспользованному пропуску. Вахтерша сказала, что надо проштамповать вторично. По дороге в бюро пропусков Кира умудрилась посеять этот пропуск (поздно вечером она нашла его в сумке, а искала в карманах).
Но, выйдя через проходную на заводской двор, с ужасом поняла, что забыла фамилию начальника транспортного. Карасев — запомнила, а вторую фамилию нет.
В отделе транспорта она обратилась к бородачу:
— Товарищ Карасев, мне нужно…
— Я — Дергачев, — ответил бородач недовольно, однако выслушал Киру с угрюмым вниманием.
— Машину дать могу. А кто будет грузить? У меня людей для погрузки нет, а шофер не обязан.
— А мне где же взять, товарищ… Карасев?
— Да Дергачев же я! — обиделся бородач вконец. — А вы, барышня, на вашем корреспондентском потребуйте грузчиков.
Жители Петроозерска не раз видели за этот день встрепанную, с лоснящимся лицом девушку, которая носилась по улицам с какими-то бумагами, а левая ее босоножка стучала и соскальзывала с ноги — оборвалась пряжка.
На корреспондентском Кире сказали, что ее ищет осветитель Куманек.
Кира побежала разыскивать Саню и нашла его в буфете. Он все же опрокинул свою стограммовку, и глаза его блудливо поблескивали.
— Не мое дело грузить, я не грузчик, а бригадир, — заявил Саня Куманек. — Но поскольку положение тяжелое, то готов, Кира Антонна, помочь… вернее, руководить… на свою ответственность… ищите людей.
— А как я буду их оплачивать?
— Это вам виднее, Кира Антонна, — я бригадир. Мое дело расставить аппаратуру на объекте — будет сделано, факт. А ваше, Кира Антонна, дело — организовать. Кстати, заходили к Лидии Стахиевне?
Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.
В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.