Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - [101]
— Ладно, за дело.
Толю и Куманька он отправил за злополучной аппаратурой, чтоб ее привезли наконец.
— А мы пойдем к Куркину в «деревянку», — заявил Мусатов, вспомнив, как для краткости называют на заводе деревообделочный цех.
Он любил для почину снимать там, где у него водились друзья.
Но Марусе хотелось в конструкторский отдел. Она считала, что снимать надо «с самого начала». Мусатов сказал, что ведь в монтаже все станет на свое место. А ему ловчее — с «деревянки».
— А мне ловчее с конструкторского!
Они поспорили. Мусатов настоял на своем. Маруся надулась.
Скверное начало. Он был зол и не скрывал этого.
— Я и на себя попрошу пропуск, — сказала Кира. — Можно, Виктор Кириллович?
Как он отчитал Куманька! Но как она сама виновата!
— Вы что, на заводе еще не были?
— Не была, — соврала Кира.
Если только он сейчас не скажет: «вы уволены, возвращайтесь в Москву», она так станет работать, так работать, что он оторопеет!
— Хорошо. Пошли.
Кира кинулась к телефону.
Два дня спустя, едва «деревянка» осветилась лучами «пятерок» и «двоечек», ламп, расставленных в разных концах цеха, как все преобразилось, будто в первый день весны. Стружка золотится и крепко пахнет, как в сосновом бору.
Рабочий Куркин — колоритная фигура. Ему уже под семьдесят. Высокий, сухой, как старый ствол, весь пропахший смолой и древесиной, в кожаном фартуке мастерового; из кармана торчит складной желтый метр, за правым ухом карандаш, за левым папироска «звездочку».
Здесь, в цехе Куркина, не увидишь щегольских синих спецовок и клетчатых рубах, как в токарно-механическом скажем, в инструментальном или в том же сборочном — гордость завода. Люди носят блузы, фартуки, и все работают в головных уборах.
Даже мальчишки-«ремесленники» тут не озоруют, ходят вразвалочку, солидно. Женщин в «деревянке» нет. «Деревянка» цех подсобный, не баловень завода. Вагон-то цельнометаллический, так что естественно — металлообрабатывающие в центре внимания и дирекции, и парткома, и фабкома. Но твоя задача, режиссер Мусатов, убедить зрителя в том, что без такого вот, второстепенного, «бокового», цеха, как говаривает Сидор Григорьевич Куркин, не сладилось бы дело и у основных. А ну-ка, попробуй! В цехе Валерьяна Михайловича будут иные трудности. Там величаво, как в симфоническом оркестре, должна зазвучать тема Большого труда. Там все ритмично, масштабно и даже несколько парадно. Там будут выигрышные, эффектные кадры.
Сам Валерьян Михайлович тоже эффектный. Он сед, голубоглаз, красив и одет безупречно. В «закуте» Не сидит. В его обширный кабинет с креслами, коврами и мраморными пепельницами вы поднимаетесь на лифте. Кабинет двухсветный — вид на озеро и вид на цех, — балкон повис, как орлиное гнездо, над рельсами, вагонами, паровозами, бесчисленными грузоподъемными приспособлениями. С балкона Валерьян Михайлович отдает распоряжения в микрофон технологам и сменным инженерам; секретарша Ася вызывает людей на совещания.
Сборка — цех-механизатор.
«Деревянка» — цех-умелец.
Итак — в путь-дорогу!
Общий план. Мусатов уже дважды заглядывал в визир камеры, водруженной на помост из ящиков. Прокорректировал освещение, несмотря на протесты Сегала и Куманька.
— Виктор Кириллович, темно!
— Ладно, не устраивайте мне тут «сверканье тысячи огней».
Люди работают у своих станков как ни в чем не бывало.
Мусатову следует выполнять свой производственный план, им — свой. Об этом никогда не стоит забывать, когда ты снимаешь на заводе ли, на шахте ли, в швейной ли мастерской, или на китобойном судне.
Вот Куркин показывает что-то мальчику — ученику на переднем плане. Мальчик кивает, почесывает чуб под кепкой, снова кивает деловито и понимающе. Куркин вертит в руках болванку, отмечает карандашом зазор. Если Маруся не сняла бы команды, не догадалась — грош ей цена. Нет… прожужжала камера. Этот звук Мусатов различит среди тысяч других.
Молодец Маруся.
Кажется, все спокойно, никто больше не пялит глаза ни на аппарат, ни на приборы, ни на киноработников. Вот только сильно замусорено в проходе, куча стружки набежала, пока «ставили кадр».
— Кира! Приберите-ка стружку!
Она не двинулась.
Даже в парикмахерской никто ее не заставлял подметать состриженные волосы. Он улыбнулся весело.
— Не в службу, а в дружбу. Кира, живенько! — крикнул он ей вслед.
Вечером он сказал:
— Ничего, не робейте, я вижу, вы стараетесь…
Да, Кира старалась. Она становилась внимательней что ни день: как будто присматривалась к миру, и в то же время прислушивалась к собственной душе. Ее радовала до сердцебиения любая фраза Мусатова, обращенная к ней: «Позвоните на подстанцию и узнайте, почему падает напряжение», «Слетайте с Куманьком на корреспондентский и попросите дополнительный прибор», «Попросите народ немножко левее забрать», «Чтоб в два счета, Кира», «Чтоб сию минуту»…
По вечерам Маруся Сердечкова следила за тем, как Кира готовится к очередному разговору с Блохом. Она старалась как можно толковей и немногословней (чтоб не перерасходовать подотчетные на междугородные переговоры) доложить о ходе съемок, о количестве заснятых метров, о том, сколько пленки удалось сэкономить. Будто к экзамену готовилась.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сборник статей, подготовленных на основе докладов на конференции «Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик» (2017), организованной журналом «Новое литературное обозрение» и Российской государственной библиотекой искусств, в которой приняли участие исследователи из Белоруссии, Германии, Италии, Польши, России, США, Украины, Эстонии. Статьи посвященных различным аспектам биографии и творчества Ф. В. Булгарина, а также рецепции его произведений публикой и исследователями разных стран.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».