Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - [91]

— Можно мне, Александр Викентьевич? — спросил Мусатов, прежде чем Рябинин закрыл рот. — Молодежь не любит ходить по проторенным дорожкам. Ездить с камерой по стране, чтоб заниматься констатациями, да еще однобокими, мне кажется недостаточным, — сказал Мусатов. — Надо и нам, старшему поколению, давать свои оценки виденному: восторженные — если есть причины, и негодующие — если они тоже есть. Слова «хроника», «документ» не исключают страстности. Да и не обидится на нас Калимасов. Он же умнейший мужик!

Последним перед перерывом выступил директор Панков. Он ничего, кроме мусатовского выступления, не слышал, а заявку на фильм «Дым» брал домой и показывал своему сыну-инженеру. Тот назвал одно крупнейшее предприятие Ленинграда, которое тоже отравляет дымом весь район, и сказал, что вообще такого рода фильм многих заинтересует и многим на пользу пойдет.

С первых же слов директора Мусатов понял: судьба Димки и Славки в надежных руках.

И вдруг коварно екнуло сердце: «А я?» Он как-то о себе совсем забыл, увлекшись. «С чем я пришел сегодня?» Олег Завялов воспевает покорителей целины. Рябинин выдает на-гора тонны добротного горючего. Климович и Лобов пытаются развеять дым над рабочим поселком. «Ну, а я? С чем я пришел? С добрым человеком?»

Началось обсуждение его сценария.

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

После заседания в коридоре его нагнал Завялов.

— Рад за вас и за Климовича с Лобовым, — сказал он. — У вас ведь очень оригинальная штука. А Зоя Валентиновна, ух, эта Зоечка! В начальнички хо-очет!

— Зоя Валентиновна совершенно искренна в своих заблуждениях, — ответил Мусатов сухо.

На площадке его ждал осветитель Саня Куманек.

— Ну как, Виктор Кириллович, утвердили? Когда в экспедицию, а, Виктор Кириллович?

— Вот что, Александр Никитич, — ответил Мусатов, — мы с тобой съездим в колхоз «Заря», как намечено, потом в Петроозерск на вагоностроительный.

— А на Кавказ как же? К Бабурии? Неужто не утвердили?

— А на Кавказ, к Бабурии, позднее, в августе. Когда всё по плану выполню, тогда, очевидно, и сверхплановую. Так порешили. Только ведь на Кавказе знаешь какое солнце? Без приборов снимем.

— Виктор Кириллович, тогда опять пойду бузить, — сказал Саня угрюмо, — без вас опять скандал пойдет.

— А ты меня не шантажируй, пожалуйста. И почему к Светланке моей не заходишь? Поссорились?

— Больно важная стала.

— Ну, я с ней поговорю… Пока!

У Мусатова пересохло во рту, трещала голова.

Он сел в машину и, обогнув фабричную территорию, вырулил на боковую улицу с новыми домами и остановился у пивного ларька.

Тучная особа в кителе и в шляпке с вуалеткой помыла кружку над фонтанчиком.

— А где ваша знакомая дама, интересно? — спросила особа. — С которой вы чокались, а?

— В Ленинграде на два дня, — ответил Мусатов, осушив кружку. — Странным образом она довольно часто отсутствует именно тогда, когда она мне больше всего нужна. На счастье, меня ждет другая, и с нетерпением!

Он поехал домой.

Света стояла в передней с трагической физиономией.

Он просто невозможный, отец! Отец изверг! Ей нужно заниматься, он ведь отлично знает, а вместо этого она вынуждена сидеть сложа руки и волноваться, и переживать, по той простой причине, что он не удосужился позвонить ей и она не знает, как же прошло обсуждение!

— Ну так что же, папа, будет фильм про Нико?

— Будет, дочь.

— Ты очень устал? — сказала Света озабоченно.

— Очень.

— Приляг и расскажи. Ты не очень устал?

— Не очень.

Они рассмеялись, обнялись и пошли в его комнату.

Он растянулся на тахте, закурил. Света села на ковер и уперлась локтем в край тахты.

— Ну? Рассказывай всё, всё.

— Меня огорчила Алла Лознякова. Она ведь умненькая и разбирается. Сердечкова утверждает, что Алла выступала по наущению Зои Валентиновны. Вот если Алексей Рябинин говорит: «Мне не нравится, это не наше дело, не нашего профиля затея», — мне ясно — Алексей руководствуется только своим вкусом и высказывает свое мнение без обиняков. Я могу огорчаться, но я не возмущаюсь…

— Постой, — перебила Света, — так кому же понравилось, никому?

— Это только Маруся могла вообразить, — продолжал Мусатов, словно не слыша вопроса Светы, — что Алексей Рябинин будет «за». Он, кстати, потом заверял, что если все же получится, то он первый поздравит меня.

— Папа? Это же так здорово — «Добрый человек»! Вы снимаете всегда фильмы про всякие дела и события. А «Добрый человек» — это хроника чувств. Что Нико кондуктор, а не академик, скажем, и не новатор, ну, не такой, одним словом, каких вы всегда снимаете, так не всем же… правда?

— А вот Зоя Валентиновна утверждает, — вздохнул Мусатов, потирая ладонью глаза, — что я, пропагандируя такого рода профессию, призываю зрителя довольствоваться малым и никуда не стремиться. Я защищал «Арктическую запарку», помог Климовичу и Лобову написать заявку на фильм «Дым», — тем самым посягаю уже не на цех холодильников, а на крупный уральский металлургический завод. Таким образом, я непомерно превозношу все мелкое, обыденное.

— Она похожа на рыбью кость, твоя Зоя, — сказала Света, — похожа?

— Но, понимаешь, в чем фокус, дочь!.. — воскликнул он, вскочив и зашагав по комнате. — А возражений-то по частностям было у всех немало, я никого не виню. Я сам иногда дрейфлю… Вот Оружейников, тот всегда мечется. Это просто несчастье, с этим Оружейниковым. Я его знаю много лет, он честный человек, хороший коммунист, но ему всегда надо на кого-то опираться. Опасная порода!