Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - [77]
— А вы видели, товарищ старший лейтенант, ленинградских детей? — спросил Бабурия. — Нет? А я видел.
— Больше останавливаться не будем, — решил Мусатов.
Он первый услышал завывание немецких моторов и повернулся к Бабурии. Тот в свою очередь покосился на Мусатова и еще крепче налег на педали. Мусатов высунулся в окно и увидел «девятку».
«Где же наши истребители? Наверное, сейчас налетят», — подумал он совершенно спокойно, и в то же время его обдало жаром с ног до головы.
От звена, не торопясь, лениво, как показалось Мусатову, отделился крайний бомбардировщик и зашел в пике. На фоне нежно-голубого неба оторвалась бомба и, завывая, полетела к земле.
Много позднее, когда Мусатов получил свой материал из печати, он очень удивился, что бомба все же влетела в его кадр. Он толком не помнил даже, как снимал, кажется, приоткрыл дверцу, а может, успел спустить стекло, высунулся из окна и выработанным годами движением нажал спуск… Он успел подумать, что немец все же промахнулся, раз он, Мусатов, эту бомбу так хорошо видит. Взрыв оглушил, Одновременно метрах в ста левее трассы взметнулся белый гейзер снега и воды, ветровое стекло лопнуло, что-то с силой ударило в кузов и в крышу. Бабурия в залитом кровью полушубке вцепился в баранку. Следующий взрыв раздался где-то сзади, сотрясая лед и небеса. Мусатов, скинув с шеи ремень, пытался ухватить баранку, но водитель не отпускал, лязгая зубами.
— Я умею… да пусти, дурак! — рассердился Мусатов.
Третий взрыв раздался еще ближе. Посыпались мелкие осколки стекла. Мусатов почувствовал, как его царапнуло по щеке и кровь потекла за шиворот.
В небе уже гудели, кажется, свои, раздавались пулеметные очереди.
— Ну, теперь двигайся и ноги опусти, ноги… — хрипел Мусатов, завладев наконец рулем. — Да двигайся, черт, пролазь, ну вот так. Жив, Бабурия?
— Пха, жив… — ответил Бабурия и, потеряв сознание, навалился на Мусатова.
Тот притормозил, когда увидел бегущих навстречу санитаров.
— Повезло! — крикнул санитар, распахнув дверцу полуторки. — Задняя машина — вдребезги.
Мусатов поглядел на белое с черными усами лицо Бабурии. Только потому, что он застонал, когда его вытаскивали, стало понятно: водитель — жив.
— А вас тоже задело малость, — сказал санитар.
Мусатов ответил с грузинским акцентом:
— У меня, понимаешь, мандарины!
Часть из них превратилась в промерзшие комки, один ящик разлетелся вдребезги, но около тысячи солнечно-желтых плодов, созревших на далекой родине водителя Бабурии, все же попали по назначению. Как ни странно, и камера и кассеты остались невредимы.
…Через шесть лет после окончания войны Мусатову довелось снова увидеть Бабурию.
Дело было летом, в жару. Ирина Всеволодовна уехала в отпуск на юг. Света находилась в пионерлагере, старушка домработница в деревне.
В квартире было по-летнему пыльно и душно.
Как-то воскресным днем позвонили. Мусатов открыл и остолбенел.
Нико Бабурия постарел, на висках серебрилась седина, сквозь стойкий южный загар четко обозначились морщинки возле глаз, но сами глаза были по-прежнему жгучи и молоды.
— Ну, как, — спросил Нико Бабурия, — мандарины довез, слушай?
Он много лет готовил эту фразу для первой встречи, и вот наконец она состоялась, и можно было обняться и расцеловаться.
— Нет, это просто как во сне! — сказал Мусатов. — Нет, это просто — диво! Смотри — живой!
— Живой, как стрекоза! Пха…
Когда прошли в мусатовский кабинет и Бабурия взглянул на увеличенные кадры, которыми были увешаны стены, то тотчас же увидел себя за рулем.
— Повесил! Портрет повесил! Это же я, Бабурия, висит портрет!
— Как же ты снял, слушай? — спросил Нико серьезно. — Я за тебя переволновался, когда смотрел кино, жизнью клянусь. Как тебя самого не уложило, дорогой?
— Ох, Нико, Нико… — вздохнул Мусатов, потрепав его по плечу. — Не дай бог новой войны. Но в старую мы от сердца воевали.
— Теперь, знаешь что, товарищ Мусатов? Теперь давай выпьем. Я две бутылки киндзмараули привез — жидкое солнце! Спе-ци-ально!
Мусатов хотел было достать парадные бокалы, но буфет оказался запертым, где ключ — неизвестно. Пришлось довольствоваться чашками, которые нашлись на кухне.
— За нашу встречу, Нико! А, как хорошо, что ты приехал! Давай, рассказывай с самого начала.
Но Бабурия потребовал, чтоб Мусатов прежде всего рассказал о себе. Он — большой человек, работник, понимаешь, искусства. И когда в кино на экране появляются знакомые имя и фамилия, Бабурия тотчас же сообщает соседям, что в войну на Ладоге попал под бомбежку вместе с Мусатовым.
— А соседи на тебя шикают. Ты где после ранения воевал, Нико, как Берлин брал? — спросил Мусатов, поглядев на длинную колодку орденских ленточек Бабурии.
— Ай, слушай, я воевать терпеть не могу. Это я тебе говорю, Бабурия. Не-на-вижу! В Берлин наша часть одна из первых входила. Там случай был, действительно, слушай, интересный: я детей вытащил из подвала. Ух, там было ххолодно. Как в могиле ххолод!
— Каких детей?
— Пха… немецких. Такие все беленькие, как барашки. Штук тридцать. Их совсем засыпало. Это на какой-то штрассе было, не помню. Только вижу, слушай, около подвального окошка, в обломках, в кирпиче битом — мячик. Обыкновенный мячик, красный с синим. У моих детей тоже такой был.
Книга к. т. н. Евгения Миронова «Чернобыль: необъявленная война» — документально-художественное исследование трагических событий 20-летней давности. В этой книге автор рассматривает все основные этапы, связанные с чернобыльской катастрофой: причины аварии, события первых двадцати дней с момента взрыва, строительство «саркофага», над разрушенным четвертым блоком, судьбу Припяти, проблемы дезактивации и захоронения радиоактивных отходов, роль армии на Чернобыльской войне и ликвидаторов, работавших в тридцатикилометровой зоне. Автор, активный участник описываемых событий, рассуждает о приоритетах, выбранных в качестве основных при проведении работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Предлагаемые воспоминания – документ, в подробностях восстанавливающий жизнь и быт семьи в Скопине и Скопинском уезде Рязанской губернии в XIX – начале XX в. Автор Дмитрий Иванович Журавлев (1901–1979), физик, профессор института землеустройства, принадлежал к старинному роду рязанского духовенства. На страницах книги среди близких автору людей упоминаются его племянница Анна Ивановна Журавлева, историк русской литературы XIX в., профессор Московского университета, и ее муж, выдающийся поэт Всеволод Николаевич Некрасов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга посвящена видному государственному деятелю трех царствований: Александра I, Николая I и Александра II — Дмитрию Николаевичу Блудову (1785–1864). В ней рассмотрен наименее известный период его службы — дипломатический, который пришелся на эпоху наполеоновских войн с Россией; показано значение, которое придавал Александр I русскому языку в дипломатических документах, и выполнение Блудовым поручений, данных ему императором. В истории внешних отношений России Блудов оставил свой след. Один из «архивных юношей», представитель «золотой» московской молодежи 1800-х гг., дипломат и арзамасец Блудов, пройдя школу дипломатической службы, пришел к убеждению в необходимости реформирования системы национального образования России как основного средства развития страны.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.