Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - [75]
— Катерина Максимовна, я поеду! — воскликнула Кира жалобно, но твердо.
— Ну что с тобой поделаешь… — улыбнулась Катя, а Георгий Макарович встал.
— Нет, меня не нужно провожать, — забеспокоилась Кира, — я сама!
Катя закричала, чтоб Кира не говорила глупостей, Гоша обязательно ее проводит!
Василий Максимович молчал. Он бы сам это сделал с удовольствием, но на него нашла робость. В конце концов, совершенно незнакомая женщина, с которой он и десятком слов не обменялся. Он снова вытер лоб бумажной салфеткой и глубоко вздохнул.
…В коридоре, пока Глущенко надевал шинель, вталкивая ноги в галоши, Катя расцеловалась с Кирой.
— Ну, дай бог, чтобы теперь у тебя все хорошо да ладно было, Киронька, чтоб все получилось так, как ты мечтаешь… — сказала Катя, покачав головой.
— Все будет хорошо, — ответила Кира сдавленным голосом, а Мусатов, который поглядел на нее издали, подумал: «Ой ли?», хотя ровно ничего о ней не знал.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На другой день Мусатов подъехал к кинофабрике «Наши дни» около десяти часов утра. В этом районе Москвы пахло свежестью близких лесов, талых вод, земли и тумана. Здесь все было мило Мусатову, начиная от проходной, где вахтер «при оружии» проверяет пропуска и греет больные ноги у керосинки, и кончая довольно нелепым, грязновато-розовым, со множеством окон зданием.
Перед главным входом на квадратной площадке помещались солнечные часы. Площадку и часы всегда очищали от снега. Сегодня часы «бездействовали» из-за пасмурной погоды. Солнца не было.
Солнце! Вечный и неизменный помощник, советчик, вдохновитель, соавтор киносценариста и оператора.
Войдя в здание, Мусатов зашагал по коридору со светящимися надписями: «Тише — звукозапись!!!» «Не шуми, мешаешь работать!»
От слишком громких шагов надписи начинали мигать. Эту систему мигалок изобрел сам Мусатов с помощью осветителя-монтера Сани Куманька.
Мусатов шагал негромко, по давно, годами, выработанной привычке.
— Вик, посторонитесь, дитя мое!
Зоя Валентиновна несла несколько папок, перевязанных бечевками; рядом шла Алла с целой горой папок, придерживая верхнюю подбородком.
— У меня с вами будет серьезный и весьма принципиальный разговор, Вик, — строго начала Зоя Валентиновна.
Мусатов внутренне насторожился: несмотря на неоднократные просьбы, Зоя Валентиновна продолжала называть его этим дурацким именем, придуманным ею много лет назад, когда Мусатов за ней волочился.
— Очень серьезный разговор… — повторила Зоя с ироническим и недовольным видом.
— Да, Виктор Кириллович, — вмешалась своим наивным голоском Алла, — я вчера начала читать ваш сценарий, но не закончила. За мной пришли ребята, наши бывшие гиковцы, и мы… Я прочла почти треть, — спохватилась Алла, вспомнив, что она все же редактор. — Судя по началу, это свежо и, знаете, необычно.
— Алла, дитя мое, никогда не судите по началу, — назидательно произнесла Зоя Валентиновна.
Так. Зое не нравится. Алла, не дочитав, побежала куда-то с гиковцами.
— Какой же я болван… — сказал Мусатов печально. — Передо мной стоит девушка с горой папок…
— Что вы, Виктор Кириллович, я сама прекрасно…
— Нет уж, разрешите.
Алла с наслаждением опустила затекшие руки.
— Я дочитаю быстренько, вы не бойтесь… — сказала она.
Все трое молча дошли до третьего этажа. Мусатов свалил папки на пустой стол в пустой, пахнущей краской комнате и пошел на четвертый.
Вопреки правилам, двери монтажных стояли полуоткрытыми, и оттуда неслись звуки музыки и обрывки фраз, прерванных на полуслове… С полнокровным ревом вздымался реактивный самолет… скрежетали гусеницы трактора… пенясь и шипя, вырывались из шлюза потоки воды… вдруг мирно загоготало стадо гусей… задумчиво прогудел электровоз…
«Вот уже десять лет, как закончилась война… — звучал голос диктора, — вот уже десять лет, как закончилась… вот уже десять лет, как…»
На пороге появилась Маруся Сердечкова, оператор. Она подскочила к Мусатову и спросила, напрягая голос:
— Мне идет спецовка, Кирилыч?
— Не очень, — признался Мусатов.
Но Маруся была в восторге от своей оранжевой спецовки. Кирилыч просто ни черта не смыслит: мировая спецовка, и карманы на всех местах!
— Я монтирую своих «Юннатов-зоологов». Гуси, слышишь? Идем, я тебе покажу гусей, Кирилыч, пионеры вывели, такие пацаны. Да, слушай-ка… Тебе туго придется, — внезапно сказала Маруся, — у тебя будут противники, Кирилыч.
— Кто?
— А я тебе скажу!
Ее круглая физиономия стала злой, как у кошки, которой наступили на лапку.
— Зойка-ханжа — раз, Оружейников — два. Ведь он — шляпа. Он, кстати, заболел, слышал? Они отложат обсуждение. Они вообще будут сколько влезет тянуть. Алка, — продолжала Маруся. — Зойка ее накачает, а она Зойку боится. Еще найдутся… — вертела Маруся головой перед самым лицом Мусатова, а лицо его медленно расплывалось в улыбке.
— Значит, тебе-то нравится? — спросил он у Сердечковой.
— А хочешь, я тебе скажу, кто тебя поддержит? — продолжала Маруся. — Хочешь? Во-первых, Рябинин, да, да, Рябинин, потом Женя. Так мне кажется. И знаешь кто еще? «Шпуля» — Неверов.
— Парторг? — спросил Мусатов с живостью. — Ты считаешь? А Панков? Директор?
— Не знаю! — воскликнула Маруся. — Ты много хочешь от меня, Кирилыч. Это же все интуиция. Откуда я могу знать, что в директорской голове Панкова? Но «Шпуля», он — умница. Ну что ты на меня уставился? Что? Ты лучше скажи, кто прозвище придумал Неверову, когда он пришел к нам с Новоткацкой фабрики?
Книга к. т. н. Евгения Миронова «Чернобыль: необъявленная война» — документально-художественное исследование трагических событий 20-летней давности. В этой книге автор рассматривает все основные этапы, связанные с чернобыльской катастрофой: причины аварии, события первых двадцати дней с момента взрыва, строительство «саркофага», над разрушенным четвертым блоком, судьбу Припяти, проблемы дезактивации и захоронения радиоактивных отходов, роль армии на Чернобыльской войне и ликвидаторов, работавших в тридцатикилометровой зоне. Автор, активный участник описываемых событий, рассуждает о приоритетах, выбранных в качестве основных при проведении работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Предлагаемые воспоминания – документ, в подробностях восстанавливающий жизнь и быт семьи в Скопине и Скопинском уезде Рязанской губернии в XIX – начале XX в. Автор Дмитрий Иванович Журавлев (1901–1979), физик, профессор института землеустройства, принадлежал к старинному роду рязанского духовенства. На страницах книги среди близких автору людей упоминаются его племянница Анна Ивановна Журавлева, историк русской литературы XIX в., профессор Московского университета, и ее муж, выдающийся поэт Всеволод Николаевич Некрасов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга посвящена видному государственному деятелю трех царствований: Александра I, Николая I и Александра II — Дмитрию Николаевичу Блудову (1785–1864). В ней рассмотрен наименее известный период его службы — дипломатический, который пришелся на эпоху наполеоновских войн с Россией; показано значение, которое придавал Александр I русскому языку в дипломатических документах, и выполнение Блудовым поручений, данных ему императором. В истории внешних отношений России Блудов оставил свой след. Один из «архивных юношей», представитель «золотой» московской молодежи 1800-х гг., дипломат и арзамасец Блудов, пройдя школу дипломатической службы, пришел к убеждению в необходимости реформирования системы национального образования России как основного средства развития страны.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.