Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - [26]
— Ну как? Похоронили?
— Похоронили, да, мадам.
— Бедная мадам Дайна! Отчего это она? Ей бы только жить, такая красивая! Кстати, когда будете разбирать ее вещи, то не забудьте поискать мою голубую блузку. Мадам Дайна так мне ее и не окончила.
Я пообещала.
Поднявшись к себе, я села на кровать. Я подумала: все, же мы ее хорошо похоронили. И Эдди был так добр, что достал где-то денег на похороны. Вероятно, это Дэй. И тот венок из чайных роз, тоже, наверное, от него. И как странно вел себя Файт. Ведь он ее никогда не видел, а сам чуть не плакал.
Я вспомнила фразу, произнесенную им, когда мы возвращались с кладбища, стоя в переполненном вагоне метро: «Уезжай скорей, Жанин! Ведь ты счастлива: у тебя есть куда ехать. Пойми!»
Я решила: послезавтра, в понедельник, обязательно пойду в советское полпредство. А завтра — к дяде Филиппу.
— И сколько тебе надо? — спросил дядя Филипп.
— Полторы тысячи, дядя, — сказала я.
Он подумал. Я ясно представила себе, что творится за его лбом с тремя складками.
«Полторы тысячи… так. Если бы мне пришлось ее содержать, скажем, полгода, вышло бы больше, конечно. Но если бы те два с половиной месяца, что она жила неизвестно как и на какие средства, то вышло бы все-таки меньше. Так».
— Ну что ж, тысячу двести хватит. Недавно один мой приятель поехал в Советский Союз. Дорога ему обошлась в тысячу двести франков. И ты окончательно решила ехать?
— Окончательно, дядя.
Он снова подумал: «Советский Союз… Конечно, либералу подобает приветствовать (в некоторой степени) эту передовую страну. Но, с другой стороны, как-то странно! Советский Союз… Все же лучше, чтоб племянница уехала куда-то в Москву, чем осталась жить в Париже на неизвестно какие деньги. Так».
— Ну, а как ты вообще жила все это время?
— Очень, очень плохо, дядя.
— Где питалась?
— Право, не знаю.
— Почему на тебе изящное платье?
— Его мне сделала моя подруга, портниха, одна баронесса. Теперь она умерла, покончила с собой.
— Баронесса, портниха, покончила с собой?
— Да.
— Так, так.
«Отвратительно! В конце концов, Париж только город, хоть и большой. Все это может дойти до знакомых. Узнают, что племянница жила черт-те как, черт-те где».
— Все это мне не нравится, — сказал дядя строго. — Недавно мне рассказали один случай, как молодая девушка из приличной семьи стала жить на средства… чужих мужчин.
— Это действительно страшный случай.
— Ну что ж! — вздохнул дядя. — Я пойду на эту последнюю жертву для тебя, мое дитя. Поезжай и будь счастлива.
— Спасибо, — сказала я таким тоном, что даже дяде Филиппу стало чуть совестно. Он все же добавил:
— Да, жертва большая. Должен тебе признаться, что мои дела пошатнулись. Я боюсь за благополучие моей газеты. Боюсь, что…
— Но, дядя, чего вам бояться? У вас ведь есть старинные вещи, ковры, картины. Вы богаты.
— Н-да, старинные вещи, — сказал дядя, но голос его показался мне менее уверенным, чем обыкновенно.
От этой ли неуверенности в голосе дяди или от мысли, что вещи не такие уж старинные (в Париже так всё умеют подделывать!), я пришла в хорошее расположение духа. Мне захотелось стать любезной, и я спросила:
— Что, мадам Шупо нет дома?
— Нет, она поехала к родным в провинцию, на лето. Я тоже скоро уезжаю на юг. Впрочем, это не важно.
Дядя Филипп встал.
— Как только получишь паспорт, приходи за деньгами. Что ж делать! Что ж делать!
Он вышел проводить меня. Но в дверях мы столкнулись с молодой нарядной женщиной с чернобурой лисицей на плече. Мы смутились. Она посмотрела на меня подозрительно, потом на дядю.
— А… — сказал дядя. — Познакомьтесь. Это моя племянница, а это — мадемуазель Кемпер, моя секретарша.
Мадемуазель Кемпер улыбнулась и пожала мне руку.
— Очень приятно, мадемуазель!
Вечером того же дня Файт ждал меня у Потиша. Было пасмурно и свежо. Файт сидел на террасе под желтым тентом и пил пиво. За соседним столом обедали два каменщика. Они шумно ели кровавое мясо, запивая его вином.
— Ну, как? — спросил Файт.
— Договорились. Он даст денег.
— Это хорошо, — сказал Файт. — Значит, ты уедешь в первых числах сентября? Так?
— Так.
Я подумала: «Неужели ему совсем, ну совсем не жалко, что я уезжаю? Ведь он прекрасно знает, что стоит ему сказать лишь одно слово, и я останусь. Неужели он не понимает?»
Вдруг он показался мне глупым и злым. Оба молчали. К нам подошел одноглазый Потиш и тоже молча пожал руку Файту.
— Ну, как живешь, старик? — спросил Файт.
— Ничего, плохо, — сказал Потиш. — А вы, мосье, неважно выглядите, совсем худо. Да…
И правда: Файт похудел. Его лицо стало треугольным, глаза впали. Мне показалось, что ему должно быть прохладно в этот туманный вечер в тонком сером костюме. Я сообразила, что у него ничего другого нет. Я никогда ничего другого и не видела на нем, кроме этого серенького костюма и полосатого галстука, он не носил ни шляпы, ни перчаток, у него, наверное, не было пальто. Но я так привыкла представлять себе Файта в этом сером костюме и галстуке, что мне и в голову не приходило, что он может носить что-нибудь другое. Это всегда так, когда видишь человека вечно в одной и той же одежде. Теперь я поняла, что и зимой ему придется носить этот же серенький костюм, что у него, наверное, ничего нет теплого. Мне стало его невыразимо жаль. Ведь ко всему — он одинок. Быть может, у него нет никого более близкого, чем я, а я тоже уезжаю. Мы встали, расплатились и ушли. Ветерок встретил нас пылью.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.