Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - [120]
В то утро, двадцать восьмого, Кира подъехала к Млетскому мосту первая. Подойдя к краю дороги, она всматривалась в предрассветную мглу: не видно ли где баранты? Если бы чабан не ушел далеко, она белела бы где-то здесь, на склонах. Ох уж этот Гурген!
Темные горы тяжело наступали со всех сторон, а небо окрашивалось тем мутно-серым ровным тоном, ко которому не угадаешь, безоблачное ли оно, или все сплошь затянуто пеленой облаков?
Накануне шел дождь. Кира звонила из Пасанаури на метеостанцию, и там ее обнадежили. Но сколько раз ошибались синоптики! И почему-то чаще всего не оправдываются именно обнадеживающие их прогнозы.
Кира стала лицом к северу, к Орджоникидзе, пытаясь понять — откуда дует ветер? Она уже знала от местных жителей, что здесь, на Военно-Грузинской, северный ветер предвещает ясную погоду, а южный, со стороны Тбилиси, — дождь и туман. Но ветер резкий, порывистый, дул, казалось, из всех ущелий. Там внизу, в Тбилиси и на побережье, где знойные дни приходят на смену душным ночам, даже трудно себе вообразить, как уже по-осеннему зябко и бесприютно бывает здесь, в горах, в конце августа на рассвете. Иной раз вершины за ночь покрываются снегом. Но это тоже хорошая примета!
«Снег в горах — синь в небесах», — говорят на Военно-Грузинской.
И еще: «Казбек дует — погода будет».
А кто его знает, Казбек дует ли?
«Десять камней насчитай на дне Арагвы и не бойся тумана!»
Арагва казалась черной.
Серо-голубая и пенистая в Пасанаури, здесь Арагва бурлила, как сам Терек в Дарьяльском ущелье. Она неслась с кручи, вырываясь из узкого русла под быки моста, будто хотела их снести, раскрошить, и мчалась дальше, прыгая через валуны и пропадая во мраке.
У моста уютно засветились окна придорожной «духан-столовой Турач»; Кира с радостью зашла бы туда обогреться и чего-нибудь поесть, но ей нужно было в первую очередь найти Гургена с его барантой и собаками.
По ту сторону моста, на повороте шоссе, засветилось оконце вагончика дорожников, и тотчас же стяг с соцобязательством из бесцветного стал алым. Бульдозер, самосвал и два катка стояли под тополями; деревья кренились, как серый дым.
Шоссе расширяют на всех виражах: все больше становится машин прекрасных, крупных, требующих простора на своем пути!
Застегнув на все пуговицы стеганку, надетую поверх спецовки, и затянув потуже платок на голове, Кира пересекла шоссе и засветила карманный фонарик.
Долог восход в горах, медленно солнце добирается до вершины кряжа, чтобы пройти путь от хребта до хребта над ущельем и снова закатиться за горы. Короток съемочный день в горах.
Кира ступала по мокрой траве, почва хлюпала под резиновым ее сапогом, лучик фонарика скользил по кочкам. Небо светлело едва приметно.
«Надо, — думала Кира, — чтобы колонна «сайгаков» пришла как раз тогда, когда гора освещена наиболее выгодно. Обязательно именно тогда должна прийти колонна «сайгаков», как по телефону договорились. Может быть, не стоило отпускать Варкеша, а надо было ехать хоть до самого Крестовского перевала навстречу? Но Варкеш нужен в Пасанаури, — соображала Кира, — а кто бы здесь собрал народ?»
Она споткнулась о камень, упала, угодив обеими руками в ледяную лужицу; фонарик покатился в траву, как большой светляк. Кира встала и зашагала дальше.
Чуть левее на склоне стала вырисовываться квадратная башня, а над ней, на почти отвесном склоне — какое-то белесое пятно. Не космы ли тумана? Или все же баранта?
Куда занесло…
— Гурге-ен!
Ген, ген, ген… — отозвались горы и залаяли собаки.
Баранта. Но та ли?
Кира прошла шагов триста, прежде чем увидела Гургена. Он стоял на тропке, скалил зубы и щелкал языком.
— А ты крюку дала, красавица, я совсем от дороги близко!
Небо становилось белесым, почти молочного цвета, но Кира теперь уже боялась глядеть вверх, чтоб не удостовериться: туман! Он опустится на вершины, поползет ниже и ниже, заклубится над мокрым шоссе. И это — катастрофа.
— Вот он я, Гурген, — смеялся парень, — хочешь за меня замуж, красавица? Я ведь скоро в веттехникум поступлю! — соблазнял он Киру и все смеялся, любуясь ею, и цокал языком. Он еще что-то болтал, но Кира не слушала, глядя безотрывно на вершину далекой горы, мохнатой от густой зелени. Она смотрела молча и пристально, Гурген тоже поглядел через плечо, ветер лохматил баранью его шапку.
Защебетали птицы.
— Солнышко… — как можно ласковей сказала Кира, чтоб не спугнуть светило. — Ну гляди, Гурген, не опаздывай, не подведи!
Когда Кира достигла шоссе, все вершины гор на западе нежно розовели: к вершинам восточной гряды подбиралось солнце. Небо наливалось легкой голубизной, но в ущелье еще царила мгла, Арагва и мост тонули в холодной ночной тени, а в «духан-столовой» по-прежнему горел свет. У дверей с навесом на подпорках стояло несколько машин, а внутри за длинными узкими столами, покрытыми красной клеенкой, сидели проезжие и ждали харчо. Вкусно пахло. Кира подошла к буфетной стойке и стала рассказывать духанщику, что сегодня ожидается колонна «сайгаков» и будет киносъемка. У нее уже накопился некоторый опыт: в этих местах не надо упрашивать людей задержаться ради съемки, здесь многие сами останутся. Вскоре вокруг Киры образовался кружок заинтересованных. Кто-то спросил:
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.