Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - [121]
— А можно посмотреть?
Почему нельзя, можно. Даже посниматься можно.
— Ай, генацвали, даже посниматься можно!
Кира еле выбралась из толпы и скользнула в дверь.
На пороге ее ожидали мальчишки. Откуда они только берутся? И как узнали, что предстоит съемка?
Они загалдели разом: «Можно? Можно?»
— Всем можно, ребята. Не разбегаться! И еще, ребята, пригласите и девочек! Вот ты, — указала она на босоногого, — ты ответственный!
И побежала на мост. Она преградила путь потрепанному забрызганному такси с четырьмя пассажирами. Нет, нет, ей никуда не нужно ехать. Она просит товарищей задержаться здесь у моста, если они не слишком торопятся в Тбилиси.
Две арбы, груженные кукурузой, завернули к духану, и Кира помчалась к аробщикам. Колоритные деды плохо понимали по-русски; босоногий взялся договориться с ними.
Дорога оживала.
Грузовую, полную девчат с лопатами, в повязанных по брови косынках, не удалось задержать, — грузовик с девушками и песней промчался, забрызгав Кирину спецовку, ватник и даже лицо. Но следующая грузовая — полуторка, шедшая со стороны Тбилиси, остановилась раньше, чем Кира успела до нее добежать.
— Здесь будет встреча и кино? — кричали из кузова.
— Здесь! И если вы подождете…
— Еще бы! За тем и приехали!
Кире было недосуг спросить, что за люди, она лишь отметила с радостью, что многие принарядились по-праздничному, иные надели даже черкески с газырями. Кабину полуторки украшали пучки зелени.
Кира жадно глядела на приближавшийся автобус, возможно, санаторный, — он обогнал караван телег с песком. Автобус стал притормаживать, не доехав до полуторки; Кира вскочила на подножку, уцепившись за раму окна.
— Ну, не балуй, — проворчал водитель.
Внутри стоял ребячий грай, автобус был набит пионерами. Кира с трудом докричалась до вожатого.
Строгий малый, он вез экскурсию, и время его ограничено. Последняя экскурсия, ведь ребятам в школу вот-вот.
— Однако если намеченное здесь мероприятие носит политический характер…
— Носит, — заверила Кира.
— Тогда другое дело.
Его подопечные, не спросясь начальства, уже высыпали на дорогу; концы их галстуков красными рыбками ныряли тут и там.
— Кирико! Замечательная массовка, дорогая!
Бабурия стоял в кузове пикапа среди своих товарищей с автобазы; Сурен и Арсен тоже прибыли. На Бабурии был чесучовый костюм и панама. Он спрыгнул на шоссе, как совсем молодой, от него пахло одеколоном.
Он был возбужден и весел.
— А Виктор Кириллович где?
— Вон! — указала Кира вдаль, где на излучине шоссе появилась едва приметная движущаяся точка. Там что-то сверкнуло осколком стекла, это солнечный луч преломился в фольговой Санькиной подсветке.
Через несколько минут вездеход остановился на краю дороги.
— Ты гляди, Кирилыч, какое небо, нет, какое небо! — кричала Сердечкова. — Раз в жизни мне с погодой везет!
Марусино лицо стало совсем свекольным от загара, только нос белел, как мучной: Маруся заклеивала его кусочком газетки.
— Небо как небо, — отозвался Мусатов. — Перед съемкой погоду не хвалят.
Стоя в машине, он оглядывал скопление людей, телег, машин около моста.
— Неплохо, Кира, — только и сказал он.
Последние дни он почти совсем перестал ее хвалить, а она, казалось, и не ждала никаких похвал.
Иной раз они переглядывались настороженно и с опаской. Он отдавал сухие распоряжения, она выполняла их быстро и четко, иной раз угадывая его желание наперед. Если она делала что-то не так, он, казалось, был рад случаю ее отчитать. Однажды он сказал: «А вы, однако, бестолковы». Дело было пустячное и не стоило такой резкости. Она насторожилась, потом улыбнулась. Он поглядел на нее и повел плечами…
— Неплохо, — повторил Мусатов, — но не зевайте. Вот идет, к примеру, самоходный кран.
Кира побежала навстречу.
Саньку, черного, как котелок, и его подручного Эдика окружили дети, допытываясь, что это за серебряные щиты такие?
— А ну, сторонись, пионерия! — басил Санька. — Под ногами не путайся. Эдька, за мной!
Это был паренек с местной студии, миловидный, как девушка. Он носил сомбреро и шорты, но работал под Санькиным руководством вполне исправно. Однако Санька слышал раза два, как Эдик хвастался на проспекте Руставели в ресторане «Пасанаури», будто он первый помощник Мусатова и сам без пяти минут режиссер, и посему всегда оставался у Саньки на подозрении.
— Вот главный наш артист, — указал Санька на Бабурию, чтоб ребята отстали.
В своем белом костюме и панаме, среди черкесок и ватников, Бабурия походил на хачапури в тарелке чернослива.
— Сегодня не я главный, пха! Сегодня «сайгаки» главные! Виктор Кириллович, дорогой! — кричал Бабурия. — А мне приснилось, будто мы снимаем проводы «драндулета» на покой!
— А что — идея! — рассмеялся Мусатов.
В это время на мосту появился всадник на ишачке. У ишачка была хитрая морда, а всадник лет десяти от роду, в красных трусиках, загорелый, черноглазый и кудрявый, улыбался и озирался с таким веселым удивлением, будто пришел из мира горных духов в мир людей и очень рад. На шее у него болтался венок из белых и желтых георгинов.
— Кира! — тотчас же крикнул Мусатов. — На вашу ответственность, чтоб мальчик никуда не делся! Такого нарочно не придумаешь!
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.