Париж: анатомия великого города - [164]

Эту идею еще в 1940-х годах в «Трактате по ядерной экономике: восстание молодежи» высказывал основатель «Леттристского интернационала» Исидор Ису. В своем труде, сильно повлиявшем на ситуационистов, Ису объявил, что молодежь исключена из экономической жизни потому, что не имеет обменной ценности: без работы, семьи и накоплений юноша или девушка не считается человеком, а служит лишь «предметом роскоши», «атрибутом». Призыв писателя к восстанию леттристов зиждился на философии отвержения, требовавшей возврата общества к собственным истокам, а затем полной его трансформации.

Вместо того чтобы подчиниться фальшивым требованиям «культурного спектакля», ситуационисты решили жить как можно свободнее, презирать семью, труд, учебу, досуг и деньги, обратиться вместо этого к пьянству, необузданному сексу и бессмысленной жизни в отелях, дешевых съемных квартирах и ночлежках. Они ненавидели вычищенные модернизированные улицы города и выискивали в ландшафтах так называемую психогеографию, которая должна преобразить всю структуру столицы. Психогеография — своего рода игра или даже серия игр, когда участники стремились создать атмосферу, которая могла бы нарушить рутину и механику повседневной жизни. Выпивка, наркотики, музыка, скука, отчаяние, страх и восхищение выполняли роль игрового инструментария. Основной задачей в «психогеографических» играх было уничтожение различия между значением и функцией города[139]. Однажды в своем журнале ситуационисты объявили, что метро следует открыть для пешеходов, что аптеки должны торговать сигарами, а на каждый уличный фонарь следует установить выключатель. Их целью было смутить повседневную жизнь города и привнести в нее новые страсти.

Ключевой книгой ситуационизма стал труд Рауля Ванейгема «Traité de savoir-vivre à l’usage des jeunes générations» («Опыт о познании жизни и использовании молодого поколения», переведена на другие языки под неверным названием «Революция повседневной жизни»). Книга вышла в 1967 году и стала первым конкурентом сочинений Дебора по популярности и влиятельности. Более того, в книге Ванейгем обращается к сюрреализму, хвалит его за превознесение трансцендентных страхов, галлюциногенного буйства и эротизма над требованиями рационализма. Проблема западного сообщества в том, что оно отвергает «иррациональные практики и предпочитает им порядок, дисциплину и смысл»». Ванейгем объявил, что как ситуа-ционист он стоит за тотальную свободу, особенно в сексе, где надо смело ломать даже табу на инцест. «Именно поэтому нынешнее поколение тяготеет к идеям ситуационизма», — объяснял он.

Несмотря на заявления о том, что слова их пророческие, ни ситуационисты, ни сам Ванейгем не могли и предположить, что революционные возмущения в Париже настолько близки.

Свободу сейчас!

Семена восстания были посеяны за пределами Парижа — в университете Нантерра. Это заведение, комплекс довольно мрачных учебных корпусов, было открыто в 1964 году как «образцовый университет», то есть место, где будут учиться поколения будущих технократов, которые легко смогут влиться во французское общество и способствовать его продвижению к светлому будущему. Пригород Нантерр располагается далеко от центра Парижа, добраться туда можно, доехав до конца ветки метрополитена или преодолев сложный путь по трущобам округи. К 1967 году общежития Нантерра были переполнены, в них проживало около 12 000 студентов. Молодежные выступления против драконовских правил студенческого городка стали неотъемлемой частью жизни его обитателей, а памфлеты левых и ситуационистов, призывавшие к противодействию властям и объединению студенчества, пользовались популярностью.

Страсти в Нантерре накалились до предела 22 марта, когда группа симпатизирующих ситуационистам студентов, назвавшихся enragés («бешеными», в честь экстремистов 1789 года, так напугавших Робеспьера), оккупировала главное здание университета. Их быстро выбили, но внимание международной прессы студенты привлечь успели. Одновременно в студенческом городке таинственным образом появились лозунги ситуационистов: «Долой работу!», «Скука контрреволюционна!», «Все возможно!»

3 мая, когда суд Сорбонны выдвинул обвинения против активистов Нантерра, волнения переместились в Париж. Слушания были назначены на 6 мая, но уже к полудню 3-го атмосфера накалилась до предела. После появления в Сорбонне членов радикальной правой студенческой ячейки «западников», боровшейся с «большевиками», ситуация вышла из-под контроля. «Бешеные» и другие гости со стороны начали крушить столы и вооружаться их ножками, чтобы «защитить себя» от боевиков-«западников». Именно тогда власти решили обратиться к полиции. К 4 часам дня университет окружили республиканские роты безопасности (РРБ), печально прославившиеся жесткими методами подавления забастовок.

РРБ времени терять не стали и немедленно арестовали бушующих молодчиков и всех, кто выглядел подозрительно. Увидев, что происходит, студенты высыпали из кофеен, книжных магазинов и баров и встали на защиту товарищей. Когда метание камней и драки на бульваре Сен-Мишель переросли в самый настоящий бунт, власти приняли решение закрыть Сорбонну. За семьсот лет существования университета подобное случилось лишь однажды — во время оккупации нацистами в 1940 году. В этот раз закрытие Сорбонны оказалось предзнаменованием ужасных событий.