Парень с большим именем - [172]

Учительница дала Петьке карандаш и два листа бумаги и по радостной улыбке, осветившей его худое, бледное и недетски серьезное лицо, догадалась, что она крепко завоевала Петькино сердце.

— Ты знаешь, в каких еще домах есть ребята? — спросила она. — Покажи мне, помоги переписать.

Они обошли всю Дудинку. Куда был Петька вхож, он входил первый и торжественно объявлял:

— Я учительницу привел.

Дома в три он решительно отказался войти:

— Ну их!.. Они богатые, куп-цы!

Александру Афанасьевну с первых же шагов удивило, насколько разно жили в Дудинке. Рядом с крепкими, просторными пятистенками, окруженными амбарами и дворами, стояли покосившиеся, гнилые лачуги без дворов и амбаров, без крылец и сеней, двери лачужек открывались прямо на улицу.

Дудинка исстари была торговым селом и перевалочным пунктом для енисейского севера. Из тундры в Дудинку шла пушнина, рыба, пух и перо, мамонтова кость — все, что добывалось оленеводами, охотниками, рыбаками Таймырского полуострова. С юга, из Красноярска и Енисейска, в Дудинку шла мука, мануфактура, дробь, порох, невода, сети, чай, сахар, табак. По зимам в Дудинке шумел огромный торг. Дудинские купцы — эти соловьи-разбойники большой торговой дороги — быстро богатели.

В те годы Дудинка мало чем отличалась от старой царской Дудинки. Купцы торговали по-прежнему, жили в просторных пятистенках, водили тысячные стада оленей, держали работников. А работники жили в гнилых лачужках, по две-три семьи в одной.

Александру Афанасьевну встречали подозрительно, с подковыркой:

— Чему, безбородая, научишь? И с чего это пошла мода на девок. Кажись, мужиков вдоволь!

Над рекой около Дудинки стоял чум. Жил в нем долганин[25], работавший у купца пастухом. У долганина был сынишка школьного возраста. Александра Афанасьевна пришла записать и его.

От костра, где вся семья пила чай, встал парнишка и юркнул в груду лохмотьев, которые были постелью.

— Ты, Нюрэ, куда? — спросил Петька парнишку.

— Больной, — ответил отец-долганин.

— Больной? А давно ли катался?

— Шел домой, заболел.

Александра Афанасьевна не сразу заговорила о школе — сперва спросила, много ли у хозяина детей, где он работает, сколько годов Нюрэ. Парнишке было девять лет.

— Как раз в школу, — обрадовалась учительница.

— Какой школа, — забормотал хозяин, глубже закапывая сына в лохмотья. — Совсем ребенок.

— Вот Петя записался. Он восьми лет начал учиться. Я запишу Нюрэ.

Не успела она развернуть тетрадь, Нюрэ взвыл.

Учительница шагнула было к нему утешать, но отец загородил ей дорогу и сказал страшным голосом:

— Уйди!

Александра Афанасьевна начала рассказывать, чему будут учить в школе и каким хорошим, полезным человеком станет Нюрэ, но хозяин повернулся к ней спиной. Она постояла, постояла и вышла.

— Ты больно просто, — упрекнул Петька Александру Афанасьевну.

* * *

Тридцать пять человек записала она, а в школу пришло только двадцать. Первый день получился унылый. Ребята о чем-то шептались, вертелись, глядели в окна на улицу? где их товарищи катались с горки. Александра Афанасьевна продержала их два часа: разделила на классы, рассадила по партам, рассказала, чему будет учить, и отпустила. Сама начала распаковывать тючок, который дали ей в Туруханске для школы. В тючке были карандаши, ручки, чернильницы, чернила, три стопы белой бумаги и один букварь.

Вечером учительница сидела в исполкоме и со слезами в голосе спрашивала:

— Как же быть? Как учить? Один букварь, бумага вся гладкая, не линованная. Не могу я с первого дня учить на такой!

— Мы не знаем. Как-нибудь выкручивайтесь, — советовали исполкомщики.

Они угощали учительницу чаем, рыбой. Она от всего отказалась и ушла назад в школу и там над единственным букварем выплакала накопившиеся слезы: «Чему же я научу, за что деньги буду получать?»

А потом сшила тетрадку ровно во столько листов, сколько в букваре, и начала перерисовывать в нее букварь.

Через три дня она опять пришла в исполком. Появились чай, баранки, конфеты-леденцы.

— Послушайте, нет ли у вас копировальной бумаги? — спросила учительница.

Исполкомщики засмеялись:

— Какие у вас любопытные вкусы!

— Я без шуток. Дайте бумаги, и тогда я на весь вечер ваша гостья.

Дали листок.

— Еще, больше, как можно больше! — просила она.

Принесли листов сотню. Тогда Александра Афанасьевна расстегнула свой портфельчик и выложила на стол два букваря: один — печатный, другой — сделанный от руки.

Копирка сильно облегчила работу. Через месяц у Александры Афанасьевны были нужное число букварей и бумага всех сортов: в три линейки, в две, в клеточку.

К ноябрю в школу собрались все записанные, кроме Нюрэ. Александра Афанасьевна несколько раз ходила к нему в чум. Нюрэ либо убегал, либо зарывался в лохмотья. Отец и мать говорили, что учиться ему незачем: стрелять, ловить рыбу, собирать оленей он уже умеет. А кроме этого, пастуху чужого стада ничего не нужно.

Но Александра Афанасьевна настойчиво ходила к упрямцам, уговаривала, приглядывалась и гадала, чем их пронять. Она заметила, что долганы очень любят все пестрое, яркое. Даже самая рваная одежонка у них была украшена красными и зелеными лоскуточками, разноцветным бисером, кусочками белого меха. Она решила расшевелить именно эту струнку. Купила олений мех, бисера, яркого сукна и сшила Нюрэ шубу. Такая пестрая шуба была только у одного человека в Дудинке — у купца Хвостова.