Параmonoff in Pictures - [14]

— Пап, привет, ужасно соскучилась!

Отец целует меня в волосы, и я чувствую себя маленькой девочкой. Но мы не одни, и он первым обращает внимание на чужака.

— Знакомься, это Костя, мой… товарищ, — представляю я спутника.

— Здравствуйте, Константин, — протянул руку отец, — зовут меня Геннадий, отчества не надо.

Костя широко и искренне улыбается, крепко пожимает отцовскую ладонь — знает, как очаровать озабоченного появлением «товарища» родителя.

— Приятно познакомиться.

Обнимая меня за плечи, и шагая по дорожке выложенной терракотовой плиткой, отец повел нас к дому. Вокруг цвели обожаемые мамой кусты роз, одуряюще пахли лилии, жужжали осы над блюдцем с собранной клубникой, забытом на грядке. Вдруг отец остановился, и, внимательно глядя в глаза гостю, спросил:

— Как вы считаете, Константин, то, что она занимается, не побоюсь этого слова, проституцией… это нормально?

Приехали. Часто отец сравнивал мою работу с проституцией, мол, за деньги «желтки» на все готовы, вот и сейчас решил узнать, как товарищ относится к моему труду в мега-холдинге.

Надо отдать должное Константину — со ступором он справился быстро.

— И я ей говорил… молодая, красивая… — дальше у него не пошло, потому, что не знал мой «товарищ», как вывернуться из щекотливой ситуации, а вдруг я ляпну, что он не возражал, и даже предлагал «присмотр».

— Кто же должен, по-твоему, заниматься тем, что противопоказано молодым и красивым? — не удержалась я, собираясь выяснить Костину позицию в этом вопросе. — То есть ты не против самого явления? Да ты ханжа, мой друг!

— Алла, дело не в возрасте, — вступился за него отец, — но начинать жизненный путь со скользкой дорожки, это слишком. Надеюсь, ты когда-нибудь поймешь.

— Постараюсь, пап, — пообещала я.

Ну вот, первый этап, можно сказать, прошел нормально, еще бы мама восприняла мое появление с мужчиной правильно.

— Пап, мы очень есть хотим, — сказала я, и добавила, — и Константину надо в обратный путь.

Отец удивленно посмотрел на меня, потом на Костю и произнес:

— Очень жаль…

— Да, да — закивал Костя, видно напугала его перспектива обсуждать мои жизненные перипетии в присутствии родителей, — я очень тороплюсь.

Из-за пышных кустов вокруг беседки, к нам вышла мама. Ее руки в нитяных перчатках держали секатор — подстригала розы.

— Ты все еще забываешь завтракать, — вместо приветствия сказала она, — а это вредно для здоровья.

— Здравствуй мамочка!

— Здравствуй дорогая… здравствуйте, молодой человек.

Мама умеет произвести впечатление — безупречная осанка, благородная внешность, королева, да и только. То ли Костик испугался щелкающего секатора, то ли царских манер моей матушки, но он даже забыл улыбнуться, просто склонил голову в поклоне.

— Мойте руки, завтрак готов, — сказала мама, и я повела оторопевшего Костика к умывальнику.

— Как зовут твою маму? — спросил он, открывая никелированный краник.

— Екатерина Анатольевна, никаких теть Кать, умоляю! — я держала полотенце, и смотрела, как он намыливает руки, как умывает лицо, было в этом что-то деревенское, словно эпизод из старого советского фильма.

— Послушай, а что это за прикол с проституцией? — отфыркиваясь, спросил Константин. — Твои родители, оказывается, знают.

Я подала ему полотенце, и, решив припугнуть, сказала приглушенным голосом:

— Видишь, отец не одобряет, сейчас и от мамы тебе достанется, она считает, что я поддаюсь чужому влиянию, так что бутерброд в зубы, и в обратный путь.

Но Костик не торопился, он с наслаждением вдохнул воздух, пропитанный запахом клубники и свежесваренного кофе.

— Ты меня нарочно запугиваешь, Долли? — с иронией спросил он. — А я, пожалуй, останусь, мне здесь нравится, отец у тебя нормальный мужик, и с мамой я подружусь.

Ох, и хитрец этот Костик, иногда мне кажется, что он специально для меня прикидывается простачком, а сам с подкладкой, то есть с двойным дном. И как у него получалось всегда оказываться там, куда меня отправляла сводня? А? У ресторана, когда я сбежала от Виталика, у дома Сенина, да и надпись «Парадиз», черным фломастером на листке…

— Ну, ну… — протянула я, оставив размышления на потом. — Подружишься, после того, как расскажешь мне, зачем следил за мной, и откуда узнал, что вечером я буду в Парадизе.

— Что ж ты такая подозрительная, Долли!

— Я не подозрительная, а осмотрительная. Давай, колись, я от тебя не отстану, вопрос стоит о доверии. Могу ли я тебе доверять?

Константин выпрямился, отдал, да что отдал, почти бросил мне полотенце и с обидой сказал:

— Знаешь, я никогда бы… — запнулся, начал снова, — если бы я не беспокоился о тебе, и ты не была мне близка…

— Хм, хм… — недоверчиво хмыкнула я.

— А какого черта, как ты думаешь, я толкусь у твоего подъезда днем и ночью?

— Вот об этом я тебя как раз и спрашиваю, — не дала себя закрутить приятными словами о заботе.

Константин молчал несколько секунд, потом неохотно ответил:

— Я ждал тебя у дома, потом ехал за тобой до Парадиза, ну а потом ты знаешь…

Врет, ну вижу, что врет! А на бумажке зачем написал, боялся не запомнить?

— Шпионил, значит, — вздыхаю я.

— Я бы сказал: присматривал за любимой девушкой.

Все равно правды не скажет, будет выкручиваться, про невесту еще вспомнит, решила я, ну и ладно, сделаю вид, что довольна его объяснениями.