Парадокс чести - [45]
Джейм прикусила губу. Кому же ей хранить верность: живым или мёртвым? Сам вопрос и был ответом.
— Нарса носила твоего ребёнка.
Под своими веснушками лицо Тиммона побелело. — О, — сказал он. — Тогда это всё же моя вина. Мне лучше пойти и позаботиться о теле.
Он повернулся и нетвёрдой походкой зашагал прочь, оставив Джейм стоять с открытым ртом. Милосердные Трое, он что, просто оставил Нарсу висеть? Но он ушёл прежде, чем она успела спросить.
Чистка копытных заняла собой большую часть второй половины дня, пока у Джейм не разболелись руки от непрерывного движения вверх-вниз. Старый волос падал подобно снегу, потом подобно пыли, пока под скребком не заблестели весенние шубки. Тяжёлая работа и её результаты привели её в хорошее настроение, она сумела хоть что-то сделать не таким мрачным в этом мире накануне нового года. К тому времени, когда она наконец закончила, солнце уже закатилось за Снежные Пики. День клонился к вечеру, скоро уже должен был начаться праздничный пир.
Подозвав к себе Жура и бесёнка, она спустилась в училище.
На квадрате установили эстакады столов и кадеты расселись за них в соответствии со своими домами. Время срывания шарфов, по-видимому, прошло, хотя Шиповник всё ещё носила у себя на руке шарф Хигберта и мрачно его высматривала.
Тиммон сидел за своим собственным столом, с пустыми местами по обе стороны. Пройдёт некоторое время, прежде чем он сумеет примириться со своим домом или с самим собой. Судя по напряжённой линии его плеч, Джейм могла бы сказать, что он понял и принял это.
Рандоны отдали празднику всё, что осталось от зимних припасов, сейчас было ещё слишком рано для весеннего урожая. Предоставленные самим себе, большинство домов остановилось на корнеплодах, сушеной фасоли и солонине, но сегодня был канун нового года, и все остатки припасов поделили поровну. Джейм видела деликатесы и чуяла пряности, которые многие месяцы были чужды её дому. Заливной пирог с сушёными ягодами, тушёная рыба с миндалём, запеканка из лебяжьей шеи, вино, приправленное специями, и сидр. Её рот начал наполняться слюной.
Как только кадеты уселись за столы, среди них начались яростные споры о том, кого назначить Комендантом Безвластия[70]? Возможно такая-то, поскольку она очень забавная; возможно, это имя как раз для такого-то, за его жуткие гримасы; а может ещё кто-то, потому что он всем нравится.
У дверей Старого Тентира возникло какое-то шевеление. Оттуда появились Хигберт и Досада, несущие с собой цепи. Звенья крепились к ошейнику, а ошейник, скрытый грязным белым шарфом, был надет на Медведя.
Он встал на пороге, покачиваясь и мигая налитыми кровью глазами.
Со времени его внезапного появления во время засады в конюшне, каждый слышал хотя бы слухи о том, что Медведь и был тем легендарным монстром в лабиринте, который, как болтали, поедал кадетов на обед и ужин, если не на завтрак. Даже его прошлое вышло на свет, вместе с рандонами, которые наконец-то ощутили возможность свободно описывать его подвиги в его лучшие дни. Тем не менее, вживую его видело всего несколько человек. Его громадная, неуклюжая фигура и грубая расселина в черепе внушили им благоговейный ужас, а дикость его взора заставила многих отпрянуть назад. Так же как и его вонючий запах, который перекрывал острый аромат яблочной водки.
Они должны были устроить ему королевскую попойку, чтобы надеть на него ошейник, подумала Джейм. Неудивительно, что он проспал всю её перепалку с Нарсой за его дверью.
Досада и Хигберт повели его, спотыкающегося, к головному столу и показали ему сесть.
Джейм обнаружила, что вскочила на ноги, как и каждый второй кадет. Когда он сел, они тоже уселись, но на самые краешки скамеек, готовые к Трое знают чему.
В последовавшей за этим неловкой тишине Досада попотчевал Медведя сначала кубком эля, который тот выпил одним глотком, а затем жареным бедром оленя. Гигант подозрительно оглядел кусок мяса и облизнулся. По рядам Каинронов пробежал нервный смех, когда он внезапно схватил его и принялся раздирать как дикий зверь.
Это неправильно, думала Джейм. Неправильно.
Досада ухватил бедро обратно и поднял его вверх, заставляя Медведя тянуться за ним. Потом он сунул мясо под стол. Медведь полез вслед за ним. Стол начал приподниматься. Против своей воли всё больше кадетов начинало нервно хихикать. Другие же призывали Досаду остановиться.
Стол внезапно перевернулся, когда Медведь встал. Он схватил цепь и рывком втащил Хигберта в пределы своей жуткой хватки.
Тут встала Шиповник, держа в руках шарф кадета.
— Я приказываю тебе. Не сопротивляйся.
Жутко напуганный Хигберт послушно обмяк. Медведь стал дёргать его за руки, заставляя танцевать как марионетку. Рута взялась прихлопывать в такт, в сопровождении остальных, но движения Медведя становились всё более и более жестокими. Он уже однажды разорвал кадета на части, за то, что тот над ним глумился.
Мимо них просвистела чёрная куртка и на «высоком столе»
