Парад скелетов - [92]

Разгар дня, около трех часов. Я открыл вторую бутылку воды. Она, мягко говоря, теплая. Я старался не обращать внимания на тот факт, что холодная вода имеет намного больший эффект гидрации организма, чем такие помои.

Но это еще не кризис. Это для них кризис. Проблема, с которой я столкнулся, на данный момент заключается в том, что теперь они двинулись по песчанику, и следы почти не видны. До сих пор они были достаточно умны, чтобы придерживаться каменистой поверхности, но я обнаруживал следы ног и лап на пыльных участках, которые им приходилось пересекать. Теперь передо мной нет ничего похожего: впереди на многие километры простирается только красноватый камень. Он поднимается и опускается, как океанские волны, и на нем огромные, как лодки, валуны. Но отсутствие воды скоро должно их остановить, высосать их силы, заставить скорчиться на земле. Их жажда должна стать моим главным преимуществом.

Я осмотрелся и понял, что они могли пойти налево, направо или прямо. Однако я готов был в любой момент увидеть их распластавшимися на земле. Я даже забавляюсь той мыслью, что их обожаемый гав-гав предаст их за ту воду, которую унюхает у меня. Будет очень мило.

По моим подсчетам я всего в нескольких часах ходьбы от берега Зеленой реки. Стараюсь об этом не думать, но такая вероятность пронзает болью мое сердце: что мне делать, если я не найду их до захода солнца?

Такие мысли вызывают во мне только решительность. Не найти их – это не выход.

И тут я увидел их. Чертова собака. Как я и предполагал, она выдохнется первой. Ее черная шкура – ее несчастье. Она свесила голову в тени большого камня, и это единственная часть тела, которая у нее находится в тени.

Я аккуратно вытащил пистолет и приблизился к собаке со всеми предосторожностями. Сами вспомните, что она сделала со мной. Мне не надо было об этом вспоминать, так как мое бедро само напоминало об этом во время всего преследования. Теперь настало время этой суке за все заплатить. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ее смерть оказалась как можно мучительнее. И я это сделаю, так как у меня нет ни малейшего желания, чтобы она избежала моего гнева.

– Привет, дворняжка.

Собака зарычала. Ее не обманешь. Но сейчас ее рычание не вызывает того ужаса, с которым я столкнулся в сарае. Это рычание пьяного в аллее, который хочет только одного, чтобы его оставили в покое. Очень плохо.

Я взял камень размером с бейсбольный мяч и, с силой бросив его, попал суке в заднюю часть. Она взвыла. Замотала головой и оскалилась, но даже не пошевелилась, чтобы напасть. Вместо этого она продолжала лежать, внимательно глядя на меня.

Можно здорово повеселиться. Я могу подойти и выстрелить ей по ногам, по пуле в каждый сустав. Вернуть те мучения, которые я испытал. Но еще до того, как я начал к ней приближаться, я понял всю глупость этого желания. В тишине пустыни пистолетный выстрел прозвучит так, словно обрушились небеса. Нельзя быть уверенным, что какой-нибудь мазохист не будет в это время проезжать по другому берегу реки. Или где-то поблизости не будет проезжать заплутавший велосипедист. Вообще, зачем отказываться от удовольствия, которое ждет меня в конце преследования, ради того, чтобы помучить собаку?

Я посмотрел на суку. Она действительно страдала. Она мучалась от жажды. Язык вывалился изо рта, как комок грязи. Она тяжело дышала. Я прекрасно понимал, что если я не дам ей воды, то она умрет раньше, чем я соберусь пристрелить ее. Я осмотрелся, стараясь представить, как бы дать твари попить, и с удовольствием заметил впадину в камне всего в нескольких шагах от нее. Но сможет ли она подняться?

Возможно, она не имеет представления о том, что такое бутылка с водой, или все же имеет? Достать бутылку из рюкзака и потрясти ею? Сука внимательно следила за мной. Или это все же кобель? Бог мой! Кобель! Я подошел ближе. Он застонал. Ну точно – он! Не рычал, а именно стонал. Все равно это – сука! Она чувствует воду. Я налил в выемку не более двух ложек воды. Но она все понимает. С очередным стоном она подняла свой зад, который я с удовольствием бы разбил. Он – значит, Сукин сын – как побитый подошел ко мне и стал пить воду. Он продолжал лизать камень и после того, как воды там давно уже не было. Я дал ему еще, примерно полчашки. Он вылизал и это и уставился на меня. Я навел пистолет прямо ему в морду.

– Иди обратно, – приказал я. – Лежи там. Он продолжал пожирать меня глазами.

Я уложил обратно бутылку с водой и собирался продолжить свой путь. Он застыл, а солнце выжигало из него последние следы влаги.

– Я вернусь, – пообещал я псу. – Подожди и увидишь.

Глава двадцать четвертая

Когда Штасслер обнаружил Плохого Лероя, Лорен и Керри находились еще в пределах слышимости. Их прощание с псом было болезненным, но кратким.

Они слышали, как Штасслер поприветствовал находящегося на грани солнечного удара пса: «Привет, дворняжка»; и в этом приветствии не услышали никакого сострадания, а только жестокость. Слышали они и мучительный вой Лероя, который только подтвердил их предположения.

Лорен чуть было не прокусила себе нижнюю губу, когда этот подлец наткнулся на него. Она даже подняла вопрос о том, чтобы спрятаться за валуном, подождать, пока Штасслер пройдет мимо, и после этого вернуться на помощь псу. Но риск оказаться обнаруженными заставил их идти дальше.