БА-ВАААХ-ВААХ-ВАХ. Барабаны разрывали на части Бактапур, закопченный город-побратим Катманду. Я слышал их грохот, проходя мимо литейки, минуя примитивные топки и развалины из почерневших кирпичей, которые когда-то лизало пламя.
Мой провожатый провел меня по коридору с таким низким потолком, что мне пришлось пригнуться. Его темная и блестящая кожа по цвету напоминала орех, а ногти казались когтями. Невероятно длинные, они едва ли не загибались в кольцо, как отросшие ногти мертвеца, которые, как говорят, растут в глубине могил. Мой провожатый был хинди, тем, кто поклоняется любым формам бытия.
Наш путь освещала единственная лампочка. От ее яркого, почти солнечного света у меня началась резь в глазах. Неожиданно мой провожатый сказал на ломаном английском:
– Никаких дам. Никаких дам.
Хотя никакие дамы нас не сопровождали. Я прибыл в Непал один. Перед этим я бродил по горам, где полно таинственных монастырей. Слушал легенды и песни. А вот сейчас, в последние дни моего путешествия, я натолкнулся на литейную мастерскую.
– Никаких дам, – повторил индус, а потом хихикнул.
Я сразу же понял, насколько он лицемерен, потому что мы вышли из тесного коридора в просторную пещеру, заполненую скульптурами обнаженных женщин. На полках сверкали бронзовые фигуры, переплетенные в различных позах. Бесстыдный сверкающий парад. На стене слева от меня, в нескольких метрах над головой, застыли алчные бронзовые дамы. Они напоминали голодных язычников на средневековых мозаиках. Но их хищные глаза жаждали не плоти, а душ. Их ноги, вывернутые наружу в бесстыдном призыве, откровенно демонстрировали бронзовые «врата рая».
Эксцентрично? Да, совершенно верно. Но как возбуждало! Я не мог этого отрицать, хотя знал: не следует показывать своих чувств. Мне нужно было развернуться и уйти. Но я не мог сделать этого, так как бронза выглядела живой. Даже одного взгляда было достаточно, чтобы почувствовать бурю страсти, порожденную рукой художника.
Если бы одна из этих фигур зашевелилась и попробовала бы обнять меня, то я бы удивился этому не больше, чем кошка, которая заметила, как тень в углу ожила и метнулась к хлебной крошке. Внутри меня все клокотало. Стоя там, я ощущал себя зернышком, кусочком сала, солью, сахаром – песчинкой, ожидавшей, что вот-вот ее проглотит сказочный великан.
Я был похож на человека, который впервые случайно увидел половой акт, стал свидетелем неприкрытого насилия в дешевом погребке Бангкока, или заглянул в окно на одной из печально известных улочек Амстердама. Еще меня можно было бы сравнить с человеком, наткнувшимся на совершенно новый мир в интернете. Мой взгляд оказался прикованным к действу, замершему в бронзе. Изнутри меня пожирало неугасимое пламя, после которого в душе остается только пепел.
Знание, открывшееся мне, ждало меня тут все эти годы. Оно поразило меня с шокируюшей силой, заставило на едином вздохе произнести еле слышные слова:
– Теперь я стану совсем другим.
Это знание разрушило все былое, показав, что все прежнее – ложь, а я совсем не тот, кем я себя считал. Я увидел, что в мгновение ока твоя доброта, благородство и даже чувство собственности могут растаять, словно туман. И тогда ты начинаешь понимать, что не ты выбираешь, а тебя выбирают.
Я провел свою новую лучшую подругу по северному краю поселка. Остановился и подождал, пока она пописает и проберется сквозь густые кусты, которые пышно разрослись по обеим сторонам грязной дороги. Эту дорогу проложили грузовики с цементом и мусором, катавшиеся туда-сюда лет сорок назад. О возрасте домов в поселке я мог только догадываться, но мои предположения были достаточно точны, так как я исходил из размеров деревьев, кустов и архитектуры самих зданий. Пригородные дома явно строили в шестидесятые. У некоторых имелись пристройки, кое-как надстроенные вторые этажи или обновленные фасады, с убогими архитектурными украшениями. Но все это не могло полностью преобразить их. По-моему, они выглядели бы много лучше в своем первоначальном виде. Возраст зданий тяжело утаить. Они, как и люди, не могут скрыть признаков увядания. Но этот пригород процветал. А дома? Они были достаточно стары, чтобы сменить дюжину, а то и больше, хозяев. Сейчас тут обитало множество семей. Важная деталь!
Грязная дорога протянулась примерно метров на триста. У каждого участка увядающая аллея. Настоящая помойка – рай для всех окрестных собак. Именно поэтому я и «приручил» ее. Я хотел выглядеть так же естественно, как один из этих тополей или кленов. Если кто-нибудь увидит меня слоняющимся по округе, то задумается: зачем этому парню понадобилось слоняться по лесу? А вот с собакой я буду выглядеть естественно, словно порыв ветра.
А она смазливая, эта шотландская овчарка. Черная с серым и белым, как те щенки, которых она оставила в приюте. Она относилась к тем собакам, которых люди не замечают. Ее жизнь со мной будет очень короткой – всего несколько часов, а потом я отпущу ее на все четыре стороны. Она должна считать, что ей улыбнулась Удача. Если бы я захотел дать ей кличку, то именно так бы ее и назвал.
