Para Bellum - [47]

Заведующий улыбнулся:

— Госпожа баронесса, оставляю вас на попечение человека, которому вы можете довериться безусловно — нашему молодо­му юрисконсульту, графу Ганри ван Гойену.

— И отошел к другому столу.

Баронесса оживилась:

— В нашем банке приятные новости! Но... как бы это выразиться?.. Неужели вы здесь служите, граф?

— Я сам себе устроил практику. Хочу проверить, окончательно ли я успел забыть то, чему меня учили.

— Вы меня успокоили.

— Но вам я готов служить даже как мальчик на побегушках.

Разговаривая таким образом, они совер­шили необходимые при выдаче кредита формальности, а уходя, баронесса сказала, что хотела бы познакомить графа со сво­им мужем и ввести его в дом — они при­нимают по субботам после шести, — а те­лефон и адрес просила взять из банков­ских документов, с которыми он только что имел дело.

...Само собой разумеется, что Гай не стал ждать повторного приглашения.

В субботу вечером, подъехав к особняку фон Остенфельзена, он попытался предста­вить себе, каков будет вид у барона при его появлении. При встрече в «Крестонос­це» Гай успел отметить, что барон до се­дых волос сумел сохранить способность краснеть от смущения. Наверное, сделает­ся сейчас красный, как рак... Впрочем, если баронесса запомнила имя графа и расска­зала мужу о своем намерении пригласить его в гости, то барон уже морально готов к этому сюрпризу. Только вряд ли она за­помнила....

В тот момент, когда граф нажимал кноп­ку звонка, барон сидел в своем уютном, защищенном от уличного и домашнего шума толстыми стенами, теплом кабинете со своим самым старым, самым верным, больше того, единственным другом и то­варищем — Рудольфом фон Зиттартом, го­сударственным советником, служившим в министерстве иностранных дел.

Разговор они вели сугубо конфиденци­альный.

— Видишь ли, мой дорогой Рудольф, я солдат, смерти не боюсь и готов умереть на эшафоте, у стенки и даже под пытка­ми, — говорил барон. — Но с одним ус­ловием: моя жертва должна быть равна тому вреду, который я нанесу этой ефрей­торской мрази.

Фон Зиттарт подлил вина в свой бокал. Барон не хотел пить.

— Что ты имеешь в виду, Эрих?

— Сведения, которые мы даем этим лю­дям, должны быть самого большого зна­чения.

— Ну, дорогой мой, того, что мы уже дали, вполне достаточно, чтобы нас обоих сначала поставить к стенке, а потом, уже мертвых, повесить на суку перед окнами фюрера.

— Не шути, Рудольф. Мы можем делать больше.

— Но чем ты недоволен и что предла­гаешь?

— Честно назвать себя этому графу и организовать непрерывную передачу све­дений. Я, например, могу обеспечить дан­ные о наших вооружениях на текущий и на следующий год. Есть также копия четырех­летнего плана Геринга по вооружениям. Передам паспортную книжку без карточ­ки — она ему может пригодиться.

— Ну и прекрасно, Эрих. Я готов давать все, что будет проходить через мои руки. А ведь это не так уж мало, ты великолеп­но знаешь...

Они помолчали. Потом барон сказал:

— Хочу тебя предупредить: моя супруга очень недовольна вот этими нашими раз­говорами в уединении. Подозреваю, что она уже обратила внимание и на мои по­ездки в Штеттин. А тут еще сократились доходы от имения. Изольда меня уважала и немного любила. Боюсь, теперь произой­дет поворот к худшему: при ее легкомыс­лии деньги значат очень много. Уже на­стаивает, чтобы я вступил в эту гитлеров­скую партию, и какой-то влиятельный мер­завец по фамилии Кемпнер уже успел ей обещать, что в случае перехода в СС я не­медленно получу звание бригаденфюрера, большой оклад и назначение наблюдаю­щим директором на военный завод в Эс­сене! Можешь себе представить?

Друзья поднялись, чтобы идти в гости­ную, где за маленьким столиком пили ко­фе баронесса и ее личный финансовый со­ветник, граф ван Гойен.

Но прежде чем они туда войдут, надо с ними познакомиться поближе. Рассказы­вать о бароне Эрихе фон Остенфельзене и Рудольфе фон Зиттарте удобнее и правиль­нее не в отдельности, а об обоих вместе, ибо они друзья с младенческих лет. Мож­но сказать и так: узнав жизнь одного, вы узнаете и жизнь другого.

Оба происходили из некогда богатых по­мещичьих семей. Земли их родителей ле­жали вблизи Штеттина и располагались по соседству, стык в стык.

Эрих пошел по военной части, и этим все сказано.

Рудольф, молчаливый и склонный к раз­мышлениям, любил читать и хотел изучать историю, но родители выбрали для него дипломатическое поприще. Карьера его не являла собою ничего выдающегося — все было, как и у сотен других молодых лю­дей, пожелавших стать дипломатами. Отме­тим только, что к началу империалистиче­ской войны Рудольф имел свои твердые взгляды на политическую линию Герма­нии: мир с Россией во что бы то ни стало, ибо только это могло обеспечить немецкой армии прочный тыл, и война на Западе, где Германия, с опозданием пришедшая к де­лежу колоний, должна отнять свою справед­ливую долю у Франции и Англии.

Войну 1914 года друзья встретили по-разному: осторожный Рудольф — с опас­кой, полный энтузиазма Эрих — с востор­гом. Один не верил в возможность победо­носной войны на два фронта, другой был убежден, что «Германия все может».

Когда в конце концов война заверши­лась поражением Германии, фон Зиттарта это не удивило, фон Остенфельзена обра­зумило.