Папство и Русь в X–XV веках - [92]

В том же 1441 г. великий князь Василий Васильевич распорядился подготовить послание константинопольскому патриарху Митрофану и греческому императору, в котором он сообщал обо всем происшедшем, об отступничестве Исидора от православия и испрашивал согласия на поставление на Руси другого митрополита по избранию и рукоположению русских епископов.[635] Послание, однако, отправлено не было, так как в Москве стало известно, что новый патриарх — приверженец унии. Через два года это послание было переписано заново, очевидно, на имя нового патриарха Григория IV Маммы, который, будучи еще более ревностным сторонником унии, по-видимому, оставил его без ответа. В Москве из этого были сделаны свои выводы — собравшийся в 1448 г. собор русских иерархов дал самостоятельное поставление Ионе как митрополиту.[636] Этим актом русская церковь объявила себя независимой от Константинополя, она стала церковью автокефальной.

В июле 1452 г., когда Византия была, в сущности, уже в состоянии агонии, Василий II адресуется в Константинополь к последнему греческому императору Константину XI Палеологу с просьбой, чтобы тот утвердил со своей стороны избрание и поставление русского митрополита.[637] В этом послании московский князь подробно излагает все обстоятельства поставления митрополитом Исидора, который, «покрывшись овечьей кожей, дела совершил подобно волку».[638] Далее великий князь просит о благоволении к Ионе как к митрополиту «киевскому и всея Руси», поставленному по всем законам каноническим. В послании искусно обойден вопрос о том, что избрание митрополита не санкционировано патриархом. Это объясняется тем, что «не ведаем, есть ли в Царьграде святейший патриарх православный или нет, поскольку ни от кого не слышали о нем и имени его не знаем, и потому ни о чем ему не писали еще».[639]

Таким образом, Московская Русь не только отвергла всякие посягательства латинской церкви, связанные с флорентийской унией, но создала в этих условиях совершенно самостоятельную русскую церковь, зависевшую от московского государя, а не от Византии, что свидетельствовало об укреплении и авторитете развивавшегося все большими темпами русского государства.

Не удалось и осуществление унии на Востоке. В Иерусалиме в 1443 г. три восточных патриарха — антиохийский, иерусалимский и александрийский — созвали собор восточной церкви, на котором провозгласили осуждение унии и всех ее приверженцев предали анафеме.

Несмотря на все торжественные заверения и подписи под соглашением византийского императора и представителей византийской церкви, уния в Византии не была официально провозглашена ни непосредственно после возвращения греческой делегации из Флоренции, ни в ближайшие годы. Иоанн VIII не решился на такой шаг, отдавая себе отчет в том, какую реакцию вызвало бы опубликование декрета. Уния была тогда введена в Византии без всякого провозглашения — de facto. В торжественном пасхальном богослужении в Софийском соборе, в присутствии императора, двора и папского легата, и во второй раз — спустя восемь дней, во время патриаршей службы в храме «Св. апостолов» было помянуто имя папы.

Однако даже и такая, более чем скромная форма, в которую облеклось введение унии, вызвала сильнейший протест и возмущение. Не только население, но и значительная часть духовенства решительно выступили против унии. Ненависть к латинянам приобретала в Византии почти всеобщий характер. Она превосходила даже страх перед турецким владычеством.

Между тем над Византией навис меч турецкого завоевания. Древняя империя не имела более сил сопротивляться. Истощены были ее экономические и материальные ресурсы, оскудел народный дух. Люди, вовлеченные в бесконечные религиозные распри, стали почти безразличными к судьбе Империи. В стране не оказалось условий для формирования национальных сил. Различные народности, населявшие страну, были разобщены. Немало было таких, которые, видя перед собой неминуемую гибель Империи, говорили: «Лучше турецкая чалма, чем папская тиара». Византийский историк этого времени приписывает эти слова крупному придворному сановнику Луке Нотаре.[640] В них нашла выражение глубокая ненависть к агрессивной политике западноевропейских феодалов, на протяжении многих столетий проводившейся под знаменем папской церкви. Вместе с тем в словах этих следует видеть и другое: классовую солидарность высших слоев византийского общества с турецкой военно-феодальной верхушкой, совместно стремившихся к подавлению народных движений и обеспечению широкой эксплуатации населения.[641] В народе же кипела ненависть к эксплуататорам и власти, их поддерживавшей, зрело понимание того, что нужно самим защищать свои интересы. Учащались вспышки народных восстаний.

В 1452 г. император Константин XI, делая как бы последнее отчаянное усилие, официально утвердил флорентийскую унию и все ее условия. В ноябре этого года прибыл из Рима в Константинополь специальный папский легат, чтобы от имени папы Николая V принять в подчинение греческую церковь. Этим легатом был кардинал Исидор. Уния была торжественно провозглашена в Софийском соборе, после чего с участием 300 священников была отслужена месса по католическому обряду.