Папство и Русь в X–XV веках - [84]

Все же, когда перед русскими людьми появлялась внешняя опасность, эти интересы отдельных групп населения отступали перед общими задачами сплочения сил формировавшейся нации, в ее стремлении отстоять свою независимость. Это ярко показали события начала XV в. В исторической Грюнвальдской (Танненбергской) битве 15 июля 1410 г., когда немецкие рыцари в последний раз попытались прорваться на Восток, Тевтонский орден понес полное поражение от соединенных сил польско-литовско-чешско-русских войск. Хорошо известно, что решающий перелом в ходе сражения определило неожиданное для немцев выступление смоленских полков под начальством, князя Юрия Лугвиниевича. Смоляне поддержали дрогнувшие было польско-литовские полки, приняв на себя главный удар врага, выстояли в критический момент боя и тем самым повернули битву к роковому для немцев исходу. Даже в германской шовинистической литературе битва под Грюнвальдом оценивается как тяжелый удар, понесенный орденом, вследствие которого дальнейшие попытки наступления немецких рыцарей на восток были окончательно пресечены.[573]

Значение этого поражения ордена достаточно ясно характеризуют слова крупного исследователя истории борьбы за Балтику Ю.В. Готье — «дальнейшая история Тевтонского ордена, является историей его падения».[574]

Полстолетия после Грюнвальдской битвы привели орден к потере своей независимости: он признал себя вассалом Польши и великого княжества Литовского. У рыцарей остались только низовья Вислы, Немана и часть соединяющего их морского побережья.[575]

Крушение Тевтонского ордена было одновременно тяжелым ударом по позициям папской курии. Независимо от того, каковы были в тот или иной исторический момент взаимоотношения между папством и орденом, приобретавшие временами весьма напряженный характер, власть ордена в Прибалтике означала активную экспансию папской церкви на востоке. Самый характер ордена как рыцарско-монашеской организации способствовал такой экспансии. С ослаблением военных сил ордена, с падением его политического авторитета неизбежно ослабевал натиск католической пропаганды на восточных границах этого немецко-католического аванпоста.

Показательно и то, что в таких центрах, как Вильно, Полоцк, Витебск, создавалась благоприятная почва для антикатолических выступлений. Об этом говорит восторженный прием, который жители этих городов оказали Иерониму Пражскому — сподвижнику великого чешского реформатора Яна Гуса, когда он в 1413 г. совершал поездку по этим городам. Некоторые соратники и ученики Гуса были тесно связаны с Русью и Украиной.[576]

Однако политика правящих кругов Польско-Литовского государства во главе с королем Ягайло (1386–1434 гг.) делала снова резкий поворот в сторону западных соседей и, в частности, благоприятствовала новому усилению агрессивного католицизма. Способствовала этому еще в конце XIV в. своим религиозным рвением королева Ядвига, а после ее смерти (в 1399 г.) и сам Ягайло, хотя он лишь незадолго до этого (с 1386 г.) принял католическую веру. Его двоюродный брат Витовт, правивший его именем литовскими и русскими областями, держался иной ориентации и стремился заручиться поддержкой православного духовенства, не слишком благоволя к католикам. Не добившись осуществления своего плана об утверждении константинопольским патриархом Киева как митрополичьего центра и представленного им кандидата в качестве митрополита, Витовт, после того как патриарх назначил московским общерусским митрополитом грека Фотия (1408 г.), созвал в 1415 г. в Новогрудке восемь западнорусских и украинских епископов, избравших из своей среды киевского митрополита в лице Григория Цамблака.[577]

Новоизбранный митрополит в сопровождении внушительного числа епископов и прочего духовенства, а также и представителей светской знати, общим числом около 300 человек, явился 19 февраля 1418 г. на Констанцский собор с тем, чтобы вступить в унию с католической церковью. При этом намечалась уния с сохранением большей части православной обрядности, однако с признанием папы вместо патриарха во главе церкви.[578] Среди сторонников унии были и более крайние ревнители католичества, настаивавшие на «reductio ad ritum latinum» (принятии латинской обрядности). Однако всем этим планам, даже тем, которые поддерживались умеренными сторонниками унии, не суждено было осуществиться. На аудиенции у папы Мартина V 25 февраля 1418 г. Цамблак произнес большую речь на латинском языке, в которой предложил в целях заключения унии созвать собор с тем, «чтобы с обеих сторон собрались сведущие и опытные в законах, разбирающиеся в вопросах веры и в несогласиях между этим народом и святой римской церковью».[579]

Цамблак имел в виду православное население Литвы, т. е. в основной массе — русских, населявших области, входившие в состав Польско-Литовского государства. Несмотря на всю соблазнительность для папской курии такого расширения ее сферы влияния, какое обещала возможность предложенной Цамблаком унии, от более конкретных шагов в этом направлении пришлось отказаться, так как слишком очевидной была вся сложность осуществления этой затеи. Противоречия интересов были чересчур острыми, единства достичь не удавалось. Представители украинского духовенства понимали, что гораздо важнее укрепить отношения с Константинополем, чем искать иллюзорного соглашения с Римом. Между тем патриарх объявил киевского митрополита ослушником. Договориться на соборе о сохранении православной обрядности было невозможно, так как основное требование — «причастие под обоими видами» — было отвергнуто, а главный его проповедник Ян Гус был подвергнут сожжению, после чего поддерживать такое требование на этом соборе, было, конечно, бесцельно.