Папство и Русь в X–XV веках - [28]

Отношения с Византией, которые в этой связи приобрели для папства особую остроту, также выдвигали перед римской курией вопрос о Руси. Как ни туманны были представления римских политиков о Руси, как ни скудны были их сведения в XII в. о ее народе, о государственном строе и о ее церковной жизни, они знали и понимали, что Русь — крупнейшая база восточной (православной, греко-византийской) церкви. А так как всякое сближение с Византией, необходимое с точки зрения Рима для более успешного осуществления его экспансионистских целей на востоке, предполагало прежде всего сближение церквей — их воссоединение, то вполне естествен возросший интерес римской курии к Руси.

С другой стороны, для понимания характера взаимоотношений Рима и Руси в XII в. следует учесть те общеисторические условия, которые определяли развитие древнерусской государственности в этот период. Эти условия, как известно, характеризовались усилением феодальной раздробленности и связанной с нею феодальной анархией — междоусобицами князей в их непрестанной борьбе за земли, за власть. Неизбежным следствием такой политической неурядицы было ослабление экономических связей и падение торговли, в частности с Западом. Если еще последняя четверть XI в. свидетельствует о регулярных торговых караванах, отправлявшихся из Руси на Запад,[161] то в первой половине XII в. эти связи явно захирели.[162]

Используя политическое ослабление Руси, в ее пределы вторгались степные кочевники, особенно половцы, неоднократно подвергавшие опустошению цветущие города и села, уводившие «в полон» тысячи людей. Постоянная опасность этих набегов заставляла русских князей создавать некое подобие военно-политического объединения, чтобы противостоять общему врагу. Эти условия формировали у русских людей основы национального самосознания и усиливали непримиримость ко всякому внешнему врагу.

Поползновения римской курии укрепить свои позиции на Востоке путем подчинения восточной церкви папству выступают отчетливо на всем протяжении XII в. В ноябре 1112 г. папа Пасхалий II отправляет к византийскому императору Алексею Комнену легатов во главе с Мавром, епископом Амальфийским, вручившим императору пространное папское послание, в котором папа предлагал соединение церквей на основании подчинения византийского патриарха папской власти, признания им «первенства» апостолического престола и своей подчиненности ему.[163]

По-видимому, в Риме полагали, что стесненные условия, создавшиеся для Византии в результате первого крестового похода, должны заставить ее пойти на уступки. Эти расчеты были необоснованными, и попытка Пасхалия II ни к чему реальному не привела. Тем более любопытно другое обстоятельство, очевидно, связанное с папским посланием византийскому императору и нас непосредственно интересующее. Именно в эти же годы киевский митрополит Никифор (1104–1121 гг.) составил «Послание к великому князю Володимеру, сыну Всеволода, сына Ярославля» (Владимиру Мономаху), в котором он в 20 пунктах излагает причины разделения церквей.[164]

Очевидно, что не из отвлеченно-теоретического интереса Владимир Мономах обратился к отношениям с римской церковью. По-видимому, киевский князь считал нужным подготовиться к ответу на предложения, которые могли поступить из Рима по поводу соединения церквей, аналогичные тем, какие были в это же время направлены в Константинополь. От митрополита великий князь хотел лишь получить необходимую аргументацию церковно-богословского характера, которая должна была придать его ответу, в случае если бы таковой потребовался, полагающуюся, по обычаям времени, полноту и завершенность.

Новая вспышка интереса к Руси среди руководящих деятелей римско-католической церкви имела место в конце первой половины XII в. В 1130 г. епископ Краковский Матвей направил письмо известному в те времена фанатическому ревнителю интересов папской церкви аббату Клервосского монастыря Бернарду, впоследствии канонизированному, в котором предлагал ему заняться «обращением русских» и искоренением у них «нечестивых религиозных обычаев». «Народ же русский, — писал автор послания, — неисчислим по множеству своему, подобно звездам, веры они православной и установлений истинной религии (католической, — Б.Р.) не соблюдают».[165] Очевидно, реальных последствий это приглашение не имело: никаких данных о миссионерстве на Руси сурового ратоборца католицизма не сохранилось.[166]

В послании епископа Краковского явственно слышатся воинственные призывы к открытой агрессии против русского народа и употребляются такие энергичные выражения, как «искоренить нечестивые обычаи» (exstirpare impios ritus) и т. п. Краковский папист выражал взгляды не только свои, но и определенной части католических политиков того времени. В этом не оставляют сомнения события, разыгравшиеся несколько позднее, когда с благословения папы Евгения III в 1147 г. германские феодалы под предводительством саксонского герцога Генриха Льва, с участием всех епископов северо-восточной Европы, затеяли кровавый «крестовый поход» против славянских племен, расселившихся за Эльбой.