Пансионат - [20]

Тем временем Анюта сбрасывает халат поперек кровати и, пока Нина деликатно отворачивается, облачается в шелковый балахон, ниспадающий струящимися складками, из которых высовывают головки экзотические цветы и птицы. Расчесывает и снова закручивает гулькой на затылке редкие волосы цвета баклажана с уже заметно отросшими седыми корнями. Нина задумывается, не переодеться ли и ей к ужину, но Анюта уверенно берет ее под руку:

— Идем.

Они выходят из номера, Анюта проворачивает в замочной скважине ключ на деревянной груше. В этот же момент открывается дверь напротив, на северной стороне, и в коридор выходят двое мужчин. Они оба еще молоды, и пятидесяти, наверное, нет. Один — небольшого роста, рыхловатый, в тренировочном костюме, с глубокими собачьими брылами на простом кабинетном лице. Другой куда интереснее: высокий, импозантный, при костюме, густые брови, орлиный нос, артистические кудри с проседью и глубокими залысинами, удачно имитирующими лоб мыслителя. Анюта адресно улыбается:

— На ужин?

— Да вот, хотим еще покурить на веранде, — отзывается, конечно, не тот.

Нина улавливает намек — хотя, возможно, никакого намека и не было, но все-таки — и вставляет поспешно:

— Еще раз большое спасибо вам. Надеюсь, вы хорошо устроились?

— Балкона нет, — сокрушенно вздыхает брылястый.

— Прекрасно устроились, благодарю за беспокойство, — накладываясь второй звуковой дорожкой, рокочет баритоном импозантный. Анюта откровенно млеет, и Нине становится смешно.

Все вчетвером они проходят по коридору (за дверью тридцать девятого, слава Богу, все уже стихло), Анюта притормаживает было перед лифтом, но мужчины спускаются по лестнице пешком, и она отважно пыхтит за ними. А ей, Нине, по сути, все равно. В любом случае еще пятнадцать минут до ужина — и слепая, как ранняя осенняя ночь, неизвестность впереди.

Веранда на втором этаже выдается наружу широким многоугольником, подсвеченным со стороны вестибюля; парапет уже растворяется в темноте. Холодно, нужно было взять плащ или хотя бы шаль. Остро пахнет дождем и чем-то растительным, ночным, пряным. Пускать в такой дивный воздух сигаретный дым кажется Нине кощунством.

Тем временем Анюта, ворожбитски воркуя, завладевает артистическим мужчиной и уводит его куда-то в сторону, в полумрак. Нина остается вдвоем с брылястым, который, конечно, тут же закуривает, и не подумав спросить у нее даже формального разрешения. Она отступает на шаг, пытаясь определить направление ветра и встать с противоположной стороны. Но ветра нет никакого, вообще.

— С чисто практической точки зрения, — внезапно говорит мужчина, — это не может быть надолго. Существуют же циклы снабжения, опять-таки ограниченность топливно-энергетических ресурсов. Я так себе думаю, это временная база размещения. На пару недель, не больше. Потом нас должны перебросить куда-нибудь еще.

Нина не уверена, обращается ли он к ней. Но если это светская беседа, то ее тему она предпочла бы сменить.

— А кем вы были… то есть кто вы по профессии?

— УБРСС, отдел управления сообщениями, — с видимым удовольствием сообщает он, и ей неловко спрашивать, что обозначает эта гордая аббревиатура. — Всю жизнь по командировкам, контроль на местах. Вот направили в район, буквально на пару дней, а тут… это. А у меня только бритва, зубная щетка и смена белья с собой. Но здесь неплохо налажено, молодцы.

Нина кивает в такт его словам. Клубы дыма подплывают к ее лицу белесой тучей, она слабо разгоняет их рукой. Холод пробирает насквозь, пора прятаться внутрь. Чиновник умолкает, и в паузе доносятся обрывки разговора Анюты с ее — новым кавалером?… да ну, смешно, он же в сыновья ей годится, — стоящих вдали у парапета.

— …ни одного спектакля. В гастрольной жизни есть свои преиму…

— …в самом деле?…

— …вещи, которые трудно принять и тем более пояснить…

Чиновник докуривает, бросает окурок с веранды вниз, и он гаснет в полете, не достигнув черной листвы.

— А вы?

— Я? — почему-то застигнутая врасплох, переспрашивает Нина.

— Как вам удалось… как вы попали сюда?

— Мы с подругой хотели отдохнуть, — говорит она со странной для себя самой отрешенностью. — В теплых краях… где еще не осень.

Почему-то его очень веселит ее ответ. В негромком дробном смехе разъезжаются трапецией собачьи брылы, поблескивают в полумраке наверняка на самом деле желтые прокуренные зубы. Нина вдруг вспоминает, что, беседуя, они до сих пор так и не познакомились, не представились друг другу. Будто попутчики в поезде, будто все это и вправду временно. Хотя в самой сокровенной глубине, там, где начинается честность хотя бы с собой, все прекрасно знают, что это — неправда.

Позади за стеклом, в холле, уже двигаются чьи-то фигуры, доносятся неразборчивые голоса. Люди собираются на ужин. Нет, в самом деле, надо идти; она зябко передергивает плечами. Где там Анюта? — кажется, увлеклась, не собирается двигаться с места…

— Идемте, пора, — приглашает чиновник.

На своего соседа по номеру он и не оглядывается: правильно, догадывается Нина, они ведь чужие, случайные люди. А ведь это, если разобраться, совсем уж кромешный ужас. Каково бы ей самой сейчас было, если бы вместо Анюты — с чужим, случайным человеком?!